Лев Лангедока | страница 36
— Мариетта! Мариетта!
У нее звенело в ушах.
«Мариетта! Мариетта Рикарди! Ведьма! Ведьма!»
Он был уже совсем рядом, всего в нескольких дюймах. Она словно вдруг снова увидела языки пламени, взметнувшиеся к небу, и в эту секунду Леон схватил ее за руку. Мариетта дико вскрикнула от страха, потеряла сознание и без чувств упала ему под ноги.
Леон поднял ее и отнес во двор — в свет и тепло.
— Бедная девочка, — произнесла мать Леона, глядя, как он несет ее через комнату к лестнице. — Она, должно быть, испугалась до смерти, оттого и убежала.
— Она кричала точь-в-точь как кролик Жака, когда его схватила лиса, — сказала Селеста, с любопытством уставившись на бесчувственную Мариетту.
— Она вовсе не кролик, — заявил Леон резким тоном. — Она намного храбрее тебя.
Селеста просто онемела от такого афронта, а Леон понес Мариетту вверх по лестнице.
— Сбегай за Матильдой, — велела Селесте его мать. — Не станет же Леон сам раздевать девушку и надевать на нее сорочку.
Арман Бриссак, стоя у двери, чуть заметно усмехнулся: его хозяйка явно не желала, чтобы у ее сына была репутация бабника. Он же ради Леона надеялся, что Матильда не слишком поспешит выполнить приказание: раздевать такую рыжую потаскушку — занятие завидное.
Арман отправился в конюшню, улыбаясь уже во весь рот.
Что касается Леона, то он уложил Мариетту на огромную кровать на четырех столбах и задумчиво посмотрел на нее. Мариетта не подавала никаких признаков, что приходит в сознание. Он налил в стакан воды из кувшина, что стоял на столике возле кровати, осторожно приподнял голову Мариетты и поднес стакан к ее губам.
Мать вошла в спальню вместе с Матильдой и широко раскрыла глаза от удивления. Нежность отнюдь не входила в число добродетелей, присущих ее сыну, однако иного слова нельзя было употребить для того выражения лица, с каким он взирал на растрепанную девушку на постели.
Леон не слишком охотно предоставил Мариетту заботам Матильды, но его мать определенно ждала, чтобы он удалился, и только после этого позволила Матильде снять с Мариетты грязные тряпки, которые служили ей одеждой. Она ничуть не сомневалась, что Леон мог с успехом справиться с таким делом, однако он теперь в Шатонне, а не при беспутном дворе короля.
Мариетта открыла глаза и уставилась в пустоту. Она очнулась в тот момент, когда с нее сняли изорванное платье и надели чистую ночную сорочку.
Мариетта невнятно запротестовала, но чей-то ласковый, спокойный голос тотчас проговорил: