— Уймитесь, не то вы, чего доброго, ее опрокинете, — предостерег Мариетту Леон, который наблюдал за ней с возрастающим веселым любопытством. — Я вполне могу спрыгнуть отсюда вниз, но полагаю, что для вас такое будет затруднительно.
Словечко, которое сорвалось с ее губ, было бы вполне уместным в устах караульного гвардейца. Леон улыбнулся еще шире:
— Предлагаю вам сделку. Я не стану приставать к вам, если вы пообещаете вести себя разумно, прекратите метаться из стороны в сторону, рискуя свалиться с восьмифутовой высоты, и ляжете спать.
Мариетта приостановилась.
— Поверьте, — продолжал Леон, — я не настолько нуждаюсь в близости с женщиной, чтобы настаивать на ней в тех случаях, когда меня не хотят.
В доказательство собственной правдивости он отошел в дальний конец сеновала и устроился возле ставней.
Мариетта, успокоенная тем, что ей не придется провести ночь в опасном одиночестве, улеглась на солому как можно дальше от Леона. Но даже на таком расстоянии возбужденное воображение Леона было сосредоточено на ее теле, от которого исходил еле уловимый аромат лаванды. Он крепко смежил веки и постарался уснуть. От простой деревенской девушки вряд ли могло бы пахнуть лавандой, особенно от девушки, которая только что пробежала несколько миль по густому лесу, в то время как за ней по пятам гналась целая деревня. Соблазнительный запах продолжал беспокоить Леона, и он то и дело ворочался с боку на бок. К тому же ему было зябко, несмотря на плащ и солому. Вдруг он услышал негромкий всхлип… потом еще один. Леон открыл глаза:
— Вы плачете?
— Нет. — Сдавленный ответ был явно ложным.
Леону припомнились языки пламени погребального костра.
— Вы плачете о своей бабушке?
Ответа не последовало, но звуки плача стали громче.
— Хозяин постоялого двора сказал мне, что она умерла еще до того, как ее потащили на холм. Инквизитор одержал мнимую победу. Вам нет нужды плакать.
— Нет, есть! Я любила ее, а теперь она умерла. У меня никого не осталось. Совсем никого.
Леон не привык к положениям, из которых не мог найти выхода. Плачущие женщины обычно вызывали у него раздражение, но эта женщина плакала из-за подлинного горя, а не по случаю потери какой-нибудь безделушки. Он повернулся на бок и вгляделся в темные очертания ее фигуры. Мариетта лежала, прижав колени к груди и закусив кулак, — видимо, таким образом она старалась подавить рыдания.
Леон вытянул руку и прикоснулся к ее плечу. На сей раз Мариетта не отпрянула.
