Павел Сыртланов внимательно изучал документы Балдина, когда около него беззаботно притормозила пролетевшая на желтый свет Ляля.
— Сыртланов, привет!
Сыртланов не очень искренне помахал Ляле рукой.
— Сыртланов, скажи по рации другим милиционерам, чтобы они меня не останавливали.
— Да я это… У меня связь не очень и диспетчер слушает, да и батарейки почти кончились, вот смотрите — красная лампочка горит.
— Сыртланов, я пошутила, пока!
— Пока, — сказал Сыртланов и, когда Ляля отъехала, добавил, используя короткие емкие выражения, что не является сторонником эмансипации.
Балдин полностью согласился с Сыртлановым, и Сыртланов неохотно протянул Балдину документы с разрешением ехать дальше.
Карл Иванович Берг на фирменном автобусе «Аэрофлота» долго тащился через весь город в аэропорт.
Автобус надолго заурчал у светофора, а Карл Иванович равнодушно следил за тем, как старший сержант Павел Сыртланов ходит вокруг желтенького такси Санько Лаврентия Исаевича и не реагирует на бурную жестикуляцию последнего.
Андрей Пантелеевич вместе с Ибатуллиным Ринатом Газизовичем вышли на перекресток, и Ибатуллин показал указательным пальцем на Сыртланова:
— Я его знаю — он у меня права отнял в прошлом году.
— Так давай ему морду набьем!
— Нельзя, а кто за порядком будет следить? На ту сторону перейдем или нет?
— Зачем нам на ту сторону, когда магазин на этой стороне. Вообще-то ты прав, я уже раз пострадал за рукоприкладство.
— Каким образом?
— В сто шестой школе, все «курицы» из начальных классов как-то разом ушли в декрет, представляешь?
— Ха-ха! Ну, ты даешь!
— При чем тут я, дело в другом.
— А-а, извини.
— Поставили меня преподавать в первом классе, преподаю себе и преподаю, а один шпингалет все в меня из ручки целится и стреляет. Я день терпел, два терпел, на третий говорю: перестань целиться, гад, — он все равно целится, я ему опять: перестань, ублюдок, — все равно целится, и как-то в понедельник после праздника я не выдержал — он на меня только свою ручку— пистолет поднимает, а ему подзатыльник!
— И что?
— Ничего, — по собственному.
— Да, дети совсем разболтались, мы не такие были — родителей боялись и уважали.
— А учитель был как десять родителей — его в десять раз больше боялись и уважали. Может быть, все-таки водочки возьмем?
— Нет, только вино, с водки я нервничаю.
Павел Сыртланов устал, он сел в машину, включил радио на волне с песнями про настоящую любовь и стал думать о том, как придет сегодня вечером в гости к Наде Лифановой, менеджеру магазина «Солярис», подарит ей коробку конфет, бутылку шампанского или ликера «Амаретто», которую они тут же разопьют, что еще больше укрепит их дружбу, естественно переводя ее на рельсы более конкретных отношений. Павел Сыртланов давно переживал, что у него не было настоящей любовницы, а почти у всех сослуживцев были долговременные, загадочные пассии, о которых они многозначительно намекали и, покачивая головой, цокали языком, у него же, кроме строгой и консервативной жены Эльвиры да проституток, поставляемых пьяными сутенерами с фальшивыми правами, никого не было.
