— Я устраиваю?!. — гудки загудели, ожидающему штукатуру с широкой улыбкой и с протянутой широкой ладонью сказал, что не пошел бы он в свой «Понедельник», кое-как выполз из полиэтилена, сел в автомобиль и поехал по шоссе номер М5 куда глаза глядят.
* * *
Долго ли, коротко ли — приехал.
— Откуда вы? А к нам-то зачем? — глава сельской администрации в перемотанных прозрачным скотчем очках снимал с головы темно-синюю фетровую шляпу навырост, любовно ее оглядывал, опять надевал на оттопыренные уши и никак не мог понять, чего от него хотят.
— Ричард Спартакович, может быть, у вас работа какая есть, я бы мог чего-нибудь того…
Стишки к дням рождения рифмовать, вести с полей сочинять или быков водить на осеменение противоположного пола.
— Нету у нас в Зигазах работы!
Поглядел за окно конторы, вертикальные густые дымы из печных труб подпирали все еще ранние февральские звезды, которые вместе с полной луной освещали все село, накатанную дорогу к нему, незамерзающую горную речку посреди села, небольшие поля в долине и древние пологие вершины, по которым не ходит никто.
«Кроме толп полупьяных туристов из клуба самодеятельной песни «Солнышко лесное»», — возразил собственным ощущениям и переспросил:
— А?
— Нету, грю, ниче! — снял шляпу Ричард Спартакович.
Зато у вас белый-белый снег не из снегоделательной машины германского производства, небо чистое-чистое не из павильонных съемок сериального мыла, и в ушах ни одного рэпера с детсадовским образованием, ни одного шансонье со строгого режима, только тишина звенит.
— А в школе нет вакансий?
— Чего?! — Ричард Спартакович надел шляпу. — У Райки-куркулихи все есть: и уголь, и стеклопакет, и вагонка! Сеялка новенькая есть — не дает! Вакансия тоже, если поискать, где-нибудь припрятана. Вот туда, к ней в школу, и иди, а мне некогда — автолавка из Нижних Зигазов приехала, сейчас моментом все разберут! И я не Ричард Спартакович, ты не читай, что на двери написано, там могут и плохое написать. Я зам по безопасности Саитбабаев! Запомни на будущее!
— Ни в жизнь не забуду!
* * *
Вышел от сторожа Саитбабаева и перешел на другую сторону улицы 26-и Бакинских комиссаров, зашел в длинное недавно срубленное бревенчатое здание, пахнущее сосной, гречневой кашей, свежевыпеченными булочками и неполовозрелыми человечками. Подергал все двери, открылась одна.
— Здрастьте, мне бы Раю, Раису, забыл отчество, — спросил закутанную в шаль кругленькую добродушную бабульку, спрятавшую при моем появлении ноги в белых мягких валенках под стул.
