Тироль больно ущипнул Мальчика, Мальчик подложил под ногу Тироля кусочек мыла, и Тироль, высоко взлетев длинными ногами вверх, съехал на тощих ягодицах по ступенькам вниз.
Шрам стоял с закрытыми глазами под душем, Мальчик подошел к нему и подставил ладошку под острые дробинки:
— Какая холодная вода.
— Мозги лучше будут работать.
— От этого не станет легче.
— А мне не надо легче.
— Что тебе сказал Джим?
— Что он может сказать, кроме как, что убьет меня.
— Пойдем, скоро объявят конец помывки.
— Ты многим нравишься, Мальчик, и напряжение вокруг тебя будет постоянным и возрастающим.
— Ты решил…
— Нет, я не боюсь Джима.
— Пойдем.
Закир и Лымарь, по очереди, прикрывая огромными ладонями рты, протяжно зевали, их пыльные дубинки не были отстегнуты от широких черных ремней и маятникообразно болтались между ног, вызывая нехитрые мысли о полной беспомощности стражников. Камерники торопливым гуськом, но без уважения прошли мимо Лымаря и Закира, и, минуя зигзаги узких коридоров, возвратились в камеру, где их ждал дежурный Прокл и двое новеньких.
— Ты кто?
— Спица.
Джим легонько толкнул Спицу в плечо — тут было все слишком ясно, и Спица покорно склонил голову. Но многие крепкие камерники набычились, сжимая и разжимая тяжелые кулаки, — высота положения всегда тягостна большими хлопотами и претензиями окружающих.
— Спица, что тебе не спится? — пропел Рыжий и залез под стол.
Спица цепко поймал его фигурку прищуром правого глаза и чуть усмехнулся двумя черными морщинками в уголке рта.
Джим поставил короткий толстый указательный палец на мягкий лоб подростка:
— А ты кто?
— Гальюн.
Стероид улыбнулся во всю непомерную ширину своего рта (в него запросто влезал кулак не только самого Стероида, но ходили слухи, даже кулак Джима) и попытался обнять Спицу:
— Спица, друг, ты меня помнишь?
— Извини, мой хороший, но я тебя не помню.
— Да как же, Спица, вспомни: в пятой камере за столом ты сидел напротив и кидал в мою миску камешки — я только наклонюсь, а ты раз камешек, я опять наклонись, а ты опять свой камешек!
— Дорогой, я никогда не был в пятой камере, я всю жизнь был только в девятой, не считая подростковой и карцера.
— Да? Как жалко — так хочется вспомнить молодость.
Мосол после слов Стероида мелко затрясся и для равновесия оперся на плечо Мальчика. Мальчик тут же брезгливо сбросил ладонь Мосла:
— Мальчик, я не могу, когда этот сопляк Стероид говорит про молодость — ему всего-то чуть-чуть за сто крестов, а все туда же — молодость.
