На погонах новой куртки ярко блестели серебряные шпалы, на рукаве нашивка — синий ромб в золотом канте с вышитым золотыми буквами словом «Rangers».
Красота-а-а… Она в сотню раз круче моей клубной формы и в тысячу раз круче той, что была у меня в армии… Черт, я ведь уже не сержант, я целый первый лейтенант! Привыкай…
Долго смаковать обновку не стал — быстро обулся и вышел в коридор. Сержант стоял рядом с дверью и при моем появлении опять заулыбался подобно Моне Лизе, чем вызвал подозрения в отношении его ориентации.
— Ведите, сержант.
Через пять минут я уже успел сфотографироваться на документы и нашлепать в моем новом офицерском ай-ди отпечатков. Когда мне сказали, что старый документ очень сильно поврежден осколками и надо делать новый, я испугался, вспомнив именно об отпечатках. Меня ведь раскроют! Сравнят отпечатки в личном деле и на документах — и ВСЕ! А сравнят ли? Мое личное дело далеко за океаном, все считают, что именно я и есть Майкл Пауэлл. Сейчас просто проставлю отпечатки, потом, может, до конца войны удастся не отсвечивать лишний раз, и сравнивать мои отпечатки будет незачем. Успокоив себя этими размышлениями, выполнил требуемые операции и быстро смылся под предлогом плохого самочувствия к себе в палату.
Той ночью уснуть не получилось: все казалось, что вот-вот двери распахнутся, войдут сотрудники НКВД, а может, ФБР, и поеду я на заднем сиденье «воронка» на печальную Лубянку или в аналогичное место, только для американцев.
Никто не пришел…
Через два дня, когда на календаре показался листок: 13 июля, повеяло приближающейся свободой от бесконечных процедур, перевязок и обходов докторов. Быть гражданином иностранного государства — это вам не шуточки, тут внимание особое. Да чего я вру-то? Перевязки для меня закончились четыре дня тому назад, а процедур уже два дня не посещал, и никто меня туда не гнал. А внимание еще никого не убило. Ну, кроме разведчиков… Я уж неведомо как, но до сего момента не вызвал ни у кого подозрений, поэтому вновь ощущал себя нормальным человеком в нормальном обществе. Единственное, что меня удивляло, — так это быстрота моего выздоровления: три недели — и здоров. Нигде ничего не болит. Даже самые серьезные повреждения — переломы ребер и пулевые ранения — зажили быстро и чисто. Что же, будем считать, дальше мне будет везти, как и прежде.
В этот день я наконец смог попасть на сеанс кино. В госпиталь во время моего пребывания здесь дважды приезжал автоклуб, и во дворе показывали кино. Но оба раза я пролетал мимо — либо спал, либо был на длительных процедурах. И ведь специально заранее узнавал, когда приедут киношники, чтобы посетить сеанс, но Великий Случай все портил. И вот долгожданное кино свершилось…
