На улице в ту секунду вспыхнула рукопашная схватка, и поляки вместе с откуда-то всплывшими немцами, подстрекаемые неведомой силой, прорвались прямо к нашей казарме. Даже пограничники Аверьянова не смогли их остановить.
Увидел и осознал я это за жалкую долю секунды между попыткой найти выход из сложившейся ситуации с командирами и желанием направить на них ствол автомата.
— Берегись! — Леха успел предупредить всех об опасности.
В окно влетела длинная немецкая граната. Вновь разум помутился, и тело подчинилось порыву. Опять затмение, что же это?
— ГРАНАТА! — завопил я и подхватил с пола штильхендгранату. Рывок к окну, навстречу атакующему врагу.
Бросок!
Медленно, очень медленно, Артур. Опоздал ты, она сейчас взорвется.
Хотелось упасть, мгновенно рухнуть на пол, спастись хоть как-то, но сделать этого я уже не успевал. Почему не успевал? Скажете, у немецкой «колотушки» запал секунд десять горит? Верно, но я ОЩУТИЛ, что взорвется эта дрянь раньше. Меня хватило на то, чтобы продолжить движение левой рукой, метнувшей гранату, и прикрыть лицо.
Удар, волна жара и боль, подобной которой не приходилось испытывать никогда, обрушились на меня. По лицу словно наждачной бумагой прошлись, но даже вскрикнуть не удалось. Удар спиной о стену на миг лишил меня сознания, но при этом странным образом очистил разум от боли. Когда я вновь увидел мир, он потерял краски, яркость и звучание. Ничего не осталось, кроме одной картинки: оконный проем в серой стене и серое небо. Левая рука не шевелится, правая в полном порядке. Пальцами касаюсь правой стороны лица. Кровь. Все же досталось и лицу. Нужно добраться до пистолета, он очень мне нужен. Вальтер с кобурой за спину съехал, а кольт под рукой. Легко поддался клапан кожаной кобуры, сшитой на заказ в моем будущем. Холодная, словно лед, рукоятка кольта легла в ладонь.
Я понял. Я все понял. Это не сон разума, это правда…
Я сейчас умру.
На подоконник ловким прыжком заскочила высокая фигура немецкого унтер-офицера. Пистолет беззвучно толкнулся отдачей в руку, и фашист, потеряв половину черепной коробки, столбом рухнул мне в ноги. Первый патрон.
Через соседнее окно прямо на поднимающегося Аверьянова собрался наброситься поляк. Толчок — второй патрон, еще толчок — третий. Двух пуль ляху для смерти хватит.
Еще двое подбежали к окну напротив и вскинули оружие. Четыре, пять — один упал прямо на подоконник. Шесть, семь… Все, это был последний патрон, и я промахнулся. Немец не промахнется, он выжил. И он ответит.
