Ночь истощалась. За окном плыли предрассветные сумерки, и свечи, обжигая канделябры, превращались в сальные блины. Под утро студенту пришли три валета с джокером. У фон Лемке было каре на тузах. Взвинтили ставки, и купец, вывернув под столом пустой портмоне, спасовал. Глаза у студента лихорадочно заблестели.
— Одну, — глотая папиросный дым, выдавил он.
Фон Лемке зевнул в волосатый кулак и безразлично протянул колоду.
Скрестив за спиной пальцы, студент горячо молился, и его желание сломило волю сатаны. Работая локтями, едва не задрав рубашку, бубновый валет прорвался наверх.
— Ваше… — растерялся сатана.
На секунду в его глазах мелькнул огонь, от которого свечи вспыхнули ярче. Но он не был бы искусителем, если бы не умел переживать поражения.
«У женщин невозможно понять, где правда, — промычал Кондратов, — потому что у них всюду ложь».
СТРАНИЦЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ВСТАВНЫМ ДНЯМ НЕДЕЛИ
Бывает, в чужих дневниках расписываются, как в гостевой книге, где с годами чернила выцветают, а подписи превращаются в царапины. Так, у Кондратова в юности была подруга, облик которой он держал теперь в памяти, как кобылу, потерявшую узду. Она хлопнула дверью, резко развернувшись на каблуках, и оставила в дневнике Кондратова единственную фразу: «Лучше иметь твёрдый шанкр, чем мягкий характер!»
Эта истина болталась теперь бельём на ветру, срываясь с языка, как повешенный с верёвки…
ДНЕВНИКИ ВЕЩЕЙ
Все дневники — это главы одного романа, они кричат, как рыбы, которых слушают звёзды. При этом дневники вещей открыты людям. Дневник звёздного неба — астрологу, дневник болезней — врачу. Проникая на сторону вещей, их читают ясновидящие, они доступны пророкам и шарлатанам, ибо правда — лишь разновидность лжи, а прорицатель — лгун, которого не схватили за руку.
Вот что прочитал Кондратов в
ДНЕВНИКЕ ПЫЛИ
Пыль на страницах трагедий — солёная от слёз, в философских трактатах — сушит язык, а из комедий её выдувает смех. Пыль на гробницах печальна, а на стёклах скучна. «Мы любили тебя», — повествует эпитафия из дневника первой. «Я люблю тебя», — просвечивает весенним солнцем прочерченный на окне дневник второй.
Пыль на дороге затирает предыдущие письмена, её дневник постоянно переписывается, словно стремится к совершенству, но так и остаётся черновиком.
Пыль на одежде рассказывает о дальних странах, пылинка на манжете — о франтоватом господине или аккуратном слуге.
«Пыль веков», «пыль Вселенной», «космическая пыль» — всего лишь пыльные метафоры.
