Зато в Звёздочке был Колун, который сейчас в тюряге по статье за терроризм парится. Молчаливый парняга, двух слов не вытянешь. Я так-то мало что о нём знал, о личной жизни и о прочем, но в деле он был незаменим. Твёрдый, принципиальный, решительный. Никаких колебаний, никаких компромиссов. Кремень-человек. Повязали его за подрыв отделения милиции, акцию сам организовал — ни Политбюро, ни Звёздочка полномочий не давали — привлёк двух каких-то школьников, они его в конце концов и сдали. Не знаю, может и не в чем их винить, у капиталюг свои методы допросов, но попадись они мне сейчас — всё равно бы грохнул, не посмотрел бы на возраст.
Сам Колун держался стойко, никого не сдал. Дали ему двенадцать лет.
Я первый тост, когда ещё полтора часа до полночи оставалось, именно за него провозгласил.
— За Колуна! Будем такими же крепкими, как он.
— За Колуна! — поддержал Гарибальди. — И не будем такими же глупыми, как он.
Старая песня. Он конечно прав, дисциплина прежде всего, но порой занудство это бесит. Хотя я всё равно его люблю, встреча с ним перевернула мой мир. На путь борьбы я под его влиянием встал.
Я так ему и сказал.
— Люблю тебя, брат!
И полез целоваться.
— Шайтану больше не наливать! — объявил Антон. — Он с одной рюмки улетает.
— Врёшь, командир, — я плеснул себе ещё, душа просила. — Я литры могу выхлебать, просто настроение хорошее.
Опрокинул рюмаш. Вискарь, идёт неплохо.
Прибавил громкость у навороченного Викиного музыкального агрегата. Зажигал Юрий Антонов. «Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную…» Я его бесконечно слушать готов. Чуваки из Звёздочки — за исключением Кислой — почему-то не очень его жалуют, типа старьё, на зато как душевно! Какое внятное и светлое умиротворение! Такие песни можно было только в Союзе писать.
Девчонки закончили с подсчётом бабла.
— Два миллиона сто двадцать три тысячи шестьсот семьдесят рублей.
— Всего два? — удивился Борис. — А я штук десять ожидал.
Я тоже на большее рассчитывал.
— Полтора миллиона отдадим в Политбюро, — объявил Гарибальди, — остальное нам.
— Давай себе миллион оставим, — не согласился я. — Мало ли какие расходы будут.
— Не, — мотнул он головой. — Эти деньги на вооружение пойдут, на материальную помощь малоимущим, да на много чего ещё. Только централизовано можно их распределять по справедливости.
— Да мы и есть малоимущие. У нас ни оружия, ни амуниции.
— Шестьсот тысяч себе оставляем, куда уж борщить. В Политбюро узнают, что так много — рады не будут. Хватит. Тем более что с оружием сейчас получше. Ты же увёл автомат.
