— Но у нас нет времени, сэр! — снова вскричал Пятый. — Опасность близко! Она совсем рядом, она, словно силки, сдавила мне горло! Орех, помоги же, ну!
Крича от ужаса, Пятый забился, крутясь и колотя лапами по песку, как будто бы он уже попал в западню. Орех навалился на него и прижал его к земле, и Пятый вскоре затих.
— Прошу нас извинить, Главный Кролик! — сказал Орех. — Такое с ним случается!
— Какой ужас, какой ужас! — воскликнул Главный. — Бедняжка! Ему нужно немедленно идти домой и хорошенько отдохнуть. Но я очень рад, что ты меня навестил, Грецкий Орех! Ценю твое внимание! А ты, Лохмач, изволь оставаться на месте!
Когда Орех и Пятый в глубоком унынии проходили по туннелю, ведущему от норы Треараха в лес, они снова услышали голос Главного, только тон его на этот раз был гораздо более суровым. По временам раздавались ответы Лохмача: «Да, сэр!», «Нет, сэр!». По-видимому, Лохмачу, как он это и предвидел, «отрывали голову».
Наступил вечер, и Орех с Пятым в компании двух друзей вышли поужинать травой на окраину леса. Черная Смородина, кролик с черными кончиками ушей, внимательно прослушав описание появившейся доски, заметил, что люди имеют обыкновение оставлять такие доски как сигналы друг другу, так же как кролики оставляют погадки или следы на тропинках.
— Так вас Треарах и послушался! Зачем вы ему все это наболтали? — сказал в свою очередь Одуванчик, другой сосед.
— Не знаю, на что я рассчитывал, — ответил Орех. — Мне просто показалось, что мы обязаны всех предупредить об опасности!
— А ты в самом деле считаешь, что есть опасность?
— Я в этом убежден! Пятый никогда не ошибается!
Одуванчик собирался что-то сказать, но тут какой-то кролик, с шумом приминая заросли ветрениц, как слепой, толкнулся в чащу лесной куманики и зашлепал по канаве. Это был Лохмач.
— Эй, Лохмач! — окликнул его Орех. — Ты свободен от дежурства?
— Да, меня освободили, и, по всей вероятности, навсегда!
— Как это?
— Да вот так! Я ушел из Ауслы!
— Неужели из-за нас?
— Вот именно! Треарах умеет любого допечь, если из-за каких-то дурацких пустяков его разбудят в полдень, в самый ни-Фрис! Смею думать, что всякий другой кролик смолчал бы, желая сохранить себе местечко при Главном, но я для этого, видно, не гожусь! Я ему прямо сказал, что не слишком ценю эту самую Ауслу и что сильный кролик не пропадет и без его колонии! На кой мне воровать для него салат? И на часах стоять не хочу больше! Я ужасно разозлился!
