А через несколько дней после памятного разговора с матерью Нина, просматривая в «Ленинградской правде» список отличившихся в боях, узнала, что полковник Латуниц награжден орденом Красного Знамени. Она обрадовалась так, будто это прямо касалось ее, схватила газету, хотела побежать к матери, потом вдруг остановилась и подумала: «Зачем? Ей ведь все равно».
Однажды, это было уже в апреле, позвонил телефон. Незнакомый голос сказал, что полковник Латуниц просит свою дочь приехать в госпиталь.
Свидания с отцом Нина ожидала со странным двойственным чувством нетерпеливого трепетного ожидания и страха перед неизбежным.
Весной в городе не было фруктов, но в буфете театра, где играла Нинина мать, продавали апельсины, и Нина купила килограмм. Она склеила специальный пакет из кальки и уложила в него апельсины. Получилось очень удачно. Оранжевая кожура апельсинов аппетитно проглядывала через пакет.
В памятный день Нина пришла из школы раньше обычного. Она надела свое любимое шерстяное васильковое платье и вышла из дому за час до назначенного времени.
Стоял солнечный апрельский день. Под крышами домов повисли, словно хрустальные, сосульки.
Госпиталь находился на Мойке. Нина отправилась туда пешком. Она миновала мост и прошла мимо цирка, потом мимо чугунной решетки Русского музея. Стараясь подавить в себе волнение, Нина внимательно перечитала афиши у входа в Малый оперный театр, но ничего не запомнила.
Взглянув на часы, она оторвалась от афиш и ускорила шаг. Вскоре Нина свернула на канал, потом по талому снегу перебежала площадь и, выйдя на кривую набережную Зимней канавки, оказалась возле большого старого здания.
Нина толкнула тяжелую дверь и вошла внутрь. В просторном вестибюле было тихо. Торопливо проходили люди в белых халатах, пахло так, как пахнет в больницах.
— Фамилия больного? — спросила, не подымая взгляда на Нину, строгая седая старушка регистраторша.
— Латуниц.
Впервые она назвала свою настоящую фамилию. Оставив книгу записей больных, регистраторша внимательно посмотрела на стоявшую перед ней девушку.
— Вот, — назидательно произнесла она, — наконец-то, а то к ним никто из родных не ходит. — И Нина покраснела, как будто ее уличили в чем-то дурном.
— Это что?
— Апельсины, — сказала Нина, крепко прижимая пакет к груди.
— Разденетесь в гардеробе. Вам дадут халат.
Потом длинным узким коридором сиделка повела Нину в глубь здания. По сторонам были стеклянные двери с матовыми стеклами, за дверьми, как солнце в тумане, мутно светились огни ламп. Было тихо.
