Мила замолкает, опускает пальцы ног в воду, шевелит ими, вокруг расходятся небольшие волны, солнце садится над озером, скатывается желто-красным мячом по голубому полю неба, и все это – прекрасная девушка, ее сказка, солнце в ее волосах, радужные блики в ее глазах, все это кажется Егору таким красивым, словно самые лучшие иллюстрации в самой лучшей книге.
«Но это не книга, – радуется он, – это и есть моя жизнь, и пусть она всегда будет такой».
Листает страницы еще. Служба в армии. Мила вместе с его мамой и сестрами приехала на присягу, стоит в пестрой толпе – опять самая заметная, самая высокая, самая нарядная, и солнце бликует в ее белых волосах, и щеки горят жарким румянцем от внимательных мужских взглядов. И Егор подходит, в буквальном смысле не чуя под собой ног, а ведь всегда думал, что это просто такое выражение, а вот идет и не чует, не чует.
«У тебя есть полчаса?» – спрашивает Мила, отбрасывает прядь волос за спину – ветер нарушает, казалось бы, идеальную линию прически, но получается только лучше, еще лучше.
У Егора нет половины часа, все его минуты регламентированы Советской армией, все его действия предусмотрены уставом, плюс мама и три сестры ожидают в удалении, деликатно отошли, у него хорошая семья.
Но Егор находит, находит – не полчаса, но десять минут, и вжимает Милу с одной стороны в серую бетонную стену казармы, а с другой стороны – к себе в грудь, и подол ее платья из шелка мнется под его руками, и воздух вокруг сгущается, становится плотным и сворачивается по краям, как старинная папиросная бумага.
Каждую из этих десяти драгоценных минут Егор хранил даже не в сердце – ну что сердце, просто мышца, – хранил в каждой клетке тела, в каждой капле крови, и неизвестно, нашел бы он в себе силы пройти через то, что предначертала ему судьба в ближайшем будущем, если бы не эти Милин шепот, Милины руки, ее горячее дыхание на шее и ниже.
Поженились они в восемьдесят четвертом, и в день, когда Егор впервые летел рейсом Ташкент – Кабул, маленькому Алеше исполнялся год. Мила оставалась с сыном в подмосковных Мытищах, перспективы же самого Егора были неясны, единственное, что не вызывало сомнений, это воинская служба, которую он нес достойно. В Афганистане он отслужил без малого три года, три года войны, когда жизнь ограничивается понятием «сейчас», и глаголы не имеют будущего времени, только прошлое и настоящее.
Вообще, Егор не любил вспоминать войну, и даже на встречах с однополчанами, поседевшими уже ветеранами, он чаще отмалчивался, и не то чтобы ему было нечего сказать – просто говорить не хотелось.
