К терпеливо ждущему приходит удача — припомнилась поговорка, когда он заметил пастушка с некрупной собакой, торопливо пробиравшегося по косогору. Стада при нём не было, значит, задержался для чего-то в лесу. Пёс, палевая дворняжка с висячими ушами и коротким хвостом, явно беспокоился, поскуливал и жался к ногам хозяина.
— Ты чего, Пат? — услыхал Ан-Авагар.
Отлично, подумал вампир, я понимаю их язык. Не зря Великая Эйвилль говорила, что во многих мирах людские наречия схожи, потому что сами люди явились в эти миры, покинув свои собственные, где родились изначально.
Собака остановилась и зарычала, упираясь всеми лапами в землю и откровенно не желая приближаться к затаившемуся во тьме вампиру.
Пастушок удивился, замер, позвал четвероногого друга раз, другой; наконец повернулся спиной к Ан-Авагару и уже оторвал ногу от земли…
Вампир и пёс прыгнули разом. В глазах Ан-Авагара вспыхнула ослепительная радуга боли, казалось, рвутся все до единой мышцы и лопаются все до единого суставы, но клыки вонзились точно в шею пастушка, а руки опрокинули мальчишку наземь. Пёс по имени Пат, яростно рыча, сомкнул челюсти на запястье вампира, и Ан-Авагар наяву ощутил, как хрустит его собственная кость.
Собаки ненавидят вампиров. И с радостью положат свою собственную жизнь на то, чтобы только прервать ещё одно вампирье «существование».
Щедро полилась человеческая кровь, яркая, густая, полная жизни и мощи. У Ан-Авагара вновь закружилась голова, на сей раз — от наслаждения. Паренёк забился, засучил ногами, не в силах вырваться из стальной вампирьей хватки. Верный пёс, рыча, грыз руку Ан-Авагара, однако выкормыш Эйвилль, изогнувшись, сумел пнуть собаку так, что та отлетела на дюжину шагов и осталась лежать, жалобно подвывая. В миг удара вампир слышал хруст ломающихся собачьих рёбер.
Ан-Авагар всем телом навалился на дёргающегося пастушка, прижал того к земле; кровь лилась всё обильнее, хлестала на траву, бесценные её капли пропадали, но вампиру было сейчас всё равно. Ему нужна сила, а таких мальчишек он ещё найдёт десятки. Найдёт и выпьет их досуха. Или, если ему взбредёт такое в голову, превратит в своих слуг — безмозглых, но повинующихся каждому его жесту.
Как же сладка, как пьяняща молодая кровь! Сейчас её полнит ужас жертвы, восхитительный, всеобщий и бессильный. Ан-Авагар не выдержал — зарычал от наслаждения. Его распирало силой, казалось, кулак способен пробить земную твердь до самых огневеющих недр.
