Возможно, и он интересовал ее не меньше, хотя она усердно старалась скрыть это под напускным равнодушием. Однако постепенно между ними стало возникать некое родственное чувство, хотя они не обменялись еще ни единым словом. Сказать по правде, все дело было в нем самом – он был безмерно застенчив! Фрэнк пытался себя урезонить тем, что она, скорее всего, даже его не заметила (хотя внутреннее чутье тотчас подсказывало ему, что это не так), что сочла бы его обращение к ней величайшей дерзостью и что сам он, наконец, не имел ни малейшего представления, о чем с нею заговорить.
Но Судьба, или скорее маленький идол, оказалась милостива и послала ему вдохновение – так, во всяком случае, ему представилось. Безмерно довольный собственной изобретательностью, Фрэнк приобрел женский носовой платок – маленькую воздушную вещицу из батиста и кружев, к которой ему было даже страшно притронуться. Вооруженный таким образом, он двинулся вслед за Одинокой Леди, когда та собралась уходить, и остановил ее в Египетском зале.
– Простите, это не ваш? – Он пытался задать свой вопрос с беспечным равнодушием, и ему это блестяще не удалось.
Одинокая Леди взяла платок, сделав вид, что осматривает его с крайним вниманием.
– Нет, не мой. – Она вернула платок Фрэнку и добавила, взглянув на него, как ему виновато почудилось, с легким подозрением: – Он совсем новый. На нем даже ярлычок остался.
Но Фрэнк не пожелал признать своего поражения. Он разразился потоком каких-то сверхправдоподобных объяснений.
– Видите ли, я поднял его под той большой витриной. Он лежал как раз у задней ножки. – Выложив все эти подробности, Фрэнк ощутил немалое облегчение. – А поскольку вы там стояли, то я и подумал, что он, должно быть, ваш, и пошел следом за вами.
– Нет, это не мой, – повторила она и, словно бы испытывая неловкость, добавила: – Благодарю вас.
Наступила неловкая пауза. Девушка стояла перед ним, порозовев от смущения, и явно не знала, как удалиться, не нарушив правил хорошего тона.
Он сделал отчаянную попытку воспользоваться представившимся ему случаем.
– Я… до тех пор, пока вы не появились, я и подумать не мог, что кому-то еще в Лондоне может понравиться наш одинокий божок.
Она отреагировала с живостью, позабыв о былой сдержанности:
– И вы его так называете?
Даже если она обратила внимание на употребленное им местоимение «наш», то явно не рассердилась. Она уже прониклась к нему доверием, и его тихое «конечно!» прозвучало для нее как самый естественный в мире ответ.
