Как-то раз и меня один знакомый подбил со всеми пойти ночью на кладбище. Было мне тогда лет пятнадцать — самое время всякие глупости совершать с очень умным видом. И вот согласился я. Пришли под вечер, устроились. Сидим. Кто-то запасливый пирожков захватил, чтобы не голодно было, кто-то уже начал первую, пока еще нестрашную историю. Самые леденящие душу и кровь выдумки конечно же было принято оставлять на десерт, дождавшись, когда совсем стемнеет, чтобы близкий лес превратился в жуткий замок, пение ночных птиц приобрело зловещие нотки, а лунный свет, просачиваясь через тонкие облака, заставлял тени крестов танцевать вокруг что-то завораживающее.
И так за байками дело к полночи подобралось. А тут бац — шаги услышали. Шаркающие такие, медленные… Сначала перетрусили жутко, потом разозлились, мол, кто-то из старших парней поиздеваться решил. А как выглянули — удивились: бредет по кладбищу бабушка — платье в горошек, на голове косынка, в руках узелок, в общем, стандартный божий одуванчик. И сама выглядит испуганнее некуда, на каждую могилу крестится. Тут один мальчишка охнул — мол, это его двоюродная бабушка: у них деревня погорела, вот старушка и решила к родственникам перебраться. Да, видимо, ноги подвели, не успела до вечера к домам, а в лесу оказалось еще страшнее оставаться одной. Решила путь через кладбище срезать.
И тут среди нас нашелся гуманист.
— А давайте, — предложил он с самым серьезным видом, — спрячемся за надгробиями, чтобы не пугать пожилую женщину?
Дурное дело — нехитрое, мы и спрятались.
И вот бабушка добредает до того места, где мы затаились. Уже приободрилась маленько — вот она, деревенька, огни сверкают, тепло манит, совсем немного до людей осталось. И именно в этот момент я не удержался за надгробием — уж сильно неудобно было сидеть, скрючившись в три погибели, и со всего размаху шлепнулся на зад. Звук получился соответствующим обстановке: жутким.
Старушка испуганно подпрыгнула на месте, начала оглядываться по сторонам и спросила… О-о! Если бы только она задала другой вопрос, все бы закончилось хорошо. Спроси она: «Кто здесь?», «Есть кто?», «Что за безобразие?!» — все это бы подошло как нельзя лучше.
Но вместо этого изрекла бабуля в полночь на старом кладбище:
— Есть кто живой?
— Не-а, — ласково отозвался гуманист из-за своего надгробия.
Старушку мы откачивали добрый час.
… — Оррен, ты меня слушаешь?
— А-а? — Я с неохотой выбрался из приятных воспоминаний и сфокусировал взгляд на Альге, которая явно уже давно пыталась что-то мне втолковать.
