— Поговорите с ним, — прошептала медсестра.
— Милый… Блэйк, — позвала Сигна.
Его одурманенный взгляд сфокусировался на ней. Сквозь туман пробилась искра узнавания. Он еле заметно шевельнул пальцами, которые она сжала.
— Сигна, — еле слышно выговорил он.
— Милый, — повторила она, как можно ближе наклоняясь к нему. — Любимый мой, со мной все в порядке; не волнуйся за меня, просто поправляйся поскорее.
— Сигна, — опять шепотом произнес он, — мне… так жаль.
— Тише, милый, — перебила она, изо всех сил стараясь удержаться от слез. — Тебе не о чем жалеть — это ведь была не твоя вина.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
— Абсолютно, — ответила она и улыбнулась. — Со мной все в полном порядке, дорогой.
Он глубоко вздохнул и попытался выдавить из себя улыбку:
— Поцелуй меня, миссис Блэйк Сондерс.
Ее сердце болезненно сжалось, когда она услышала от него это имя, которое он произнес так радостно, несмотря на свои страдания. На это имя она теперь не имела никакого права. Она яростно закусила губу. Она понимала, что сегодня вечером ему ни в коем случае нельзя говорить правду. Возможно, и еще много дней и ночей спустя. Это просто убьет его. Ли-Фрэмптон прописал Блэйку полный покой и никаких волнений. Она должна позволить ему и дальше думать, что она — его жена. Это придаст ему сил, станет стимулом к жизни.
Склонившись над ним, она поцеловала его в лоб. Теперь она понимала, как безнадежно и безвозвратно влюблена в этого юношу. Блэйк улыбнулся, ободренный ее поцелуем, он и понятия не имел, какие мучения разрывают ее сердце. Успокоенный, он уснул.
Сигна отправилась в гостиницу и заставила себя немного поесть. Потом приняла снотворное, которое ей дал врач, и легла спать. В Бэзинстоуке было холодно, промозгло и тоскливо; шел дождь. Она слышала, как капли монотонно стучат по крыше. Она отдернула занавеску на окне, и теперь ей были видны огни больницы, в которой лежал Блэйк. Она специально выбрала именно эту комнату, чтобы иметь возможность смотреть на эти огни. Казалось, они невидимой ниточкой связывают ее с любимым.
Эта ночь, когда она должна была бы лежать в объятиях Блэйка, была для нее горькой и исполненной насмешки. Она осталась одна, совсем одна, наедине со своими сожалениями и отчаянием. Сигна уткнулась лицом в подушку и зарыдала, вспоминая Ивора Гардинера и узы, связывающие ее с ним. Она прижалась дрожащими, солеными от слез губами к кольцу, которое надел ей на палец Блэйк: она знала, что на этом месте по закону должно быть кольцо Ивора. Эта мысль в который раз заставила ее содрогнуться.
