— Эти один или два бизнесмена, Синклер, — мои друзья.
— Какое это имеет отношение к делу? Как мне кажется, мы тут занимаемся чем-то вроде благотворительности.
Повисла пауза, а затем моя бабушка холодно поправила его:
— Чем-то вроде благотворительности тут занимаюсь я.
Ее ледяной тон сразу же заставил бы меня замолчать, но Синклер оказался невосприимчив к нему. Интересно, подумала я, он расхрабрился так благодаря изрядному количеству бренди, выпитому после ужина?
— В таком случае, — продолжал он, — предлагаю тебе прекратить это делать. Сейчас же. Отправь Гибсона в отставку и продай угодье, или по крайней мере сдавай его тому синдикату, который в состоянии платить разумную ренту…
— Я уже сказала тебе…
Их голоса становились все слабее. Они удалялись, по-прежнему увлеченные этим спором; потом зашли за угол дома, и я уже не могла разобрать ни слова. Я поняла, что неподвижно лежу в постели, сожалея о том, что мне пришлось услышать слова, очевидно, не предназначенные для моих ушей. От самой мысли, что они ссорились, мне становилось плохо, но хуже всего было то, из-за чего вспыхнула эта ссора.
Гибсон. Я вспомнила, каким он когда-то был: сильным и неутомимым, настоящим кладезем житейской мудрости и местного фольклора. Вспомнила, как он с бесконечным терпением учил Синклера стрелять и ловить рыбу, отвечал на все его вопросы, позволял нам ходить за ним по пятам, как парочке щенят. И миссис Гибсон, которая баловала и ласкала нас, покупала нам сладости и кормила горячими лепешками из своей духовки, с которых капало крепкое желтое масло ее собственного приготовления.
Я никак не могла увязать прошлое с настоящим: Гибсон, каким я его помнила, и старик, которого я видела сегодня. И еще труднее мне было осознать, что не кто иной, как мой двоюродный брат Синклер, предлагал избавиться от Гибсона, словно это был вонючий старый пес, которого настало время усыпить.
Я проснулась, разбуженная какой-то подсознательной тревогой. Было уже утро. Я потянулась и, открыв глаза, увидела мужчину, который стоял в ногах моей кровати и наблюдал за мной с насмешливым видом. Я испуганно вскрикнула и резко села. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но это оказался всего лишь Синклер — он пришел будить меня.
— Сейчас уже восемь часов, — сказал он. — Мы выезжаем в девять.
Я, все так же сидя, протерла глаза и заставила себя успокоиться.
— Ты ужасно испугал меня.
— Прости, я не хотел… Я как раз собирался тебя разбудить…
