Но потом она даже пожалела, что так все обошлось, уж слишком благополучно, что ей не довелось и вправду избавить мальчугана от какой-нибудь жуткой опасности... Тут ей представилось, как это могло бы произойти: кишит народом перрон, все бегут, мечутся, посадка, никому нет дела до мальчика, который слез с платформы и прыгает на одной ножке по шпалам. И тут откуда ни возьмись паровоз. Таня бросается вперед, хватает малыша, прямо из облака пара, и под всеобщий вопль ужаса и восторга выскакивает на платформу. На рельсе остается только белая детская туфелька, и на нее надвигаются огромные черные колеса...
Что потом?.. Потом про Таню пишут в газете... Кто-то из очевидцев, или сама бабка (это куда трогательней!) выводит буквы дрожащей рукой, корявым старческим почерком... Непременно — корявым и старческим: «Дорогая редакция! Пишет вам бабушка того самого мальчика, которого спасла от верной гибели ученица школы № 13 Ларионова Татьяна...» Потом...
Вырвав листок из тетрадки, которую мама положила в ее чемодан (тетрадку с конвертом не забыла, а ленточку забыла!), Таня сочиняет письмо. Забавно вообразить, как это случилось бы на самом деле, недаром Таня уже два года занимается в драмкружке... Кляксы — в начале и в конце — придают письму такую убедительность, что самой Тане становится боязно за девочку, которая вырвала из-под колес глупого малыша. И белая туфелька... Маленькая туфелька с пуговкой... На нее накатывает свирепая, рыгающая паром громада... Таня так явственно видит перед собой чту маленькую белую туфельку, что адрес на конверте она надписывает уже сквозь слезы.
И вот письмо готово, заклеено. Письмо, которое никуда не пойдет... Внизу все давно разбрелись, и старушка потчует своего буйного внука консервированным компотом, а Таня только добралась до самого главного: газета со статьей и портретом — в школе... Голубая ленточка... Выразительные и слегка загадочные глаза... Как у Жанны Прохоренко или у Одри Хепборн... Почти... «Как, это Ларионова?.. Наша Танька?.. Та самая? Да, да, та самая! Та самая, которая хлопает ушами на физике, ненавидит химию, и тянет весь класс вниз, и тянет всю школу вниз, и тянет еще что-то вниз, и пререкается, и задирается, и просыпает первые уроки, и бегает на последние сеансы... Но теперь... О, теперь!.. «Молодец, Таня! — слышит она отовсюду.— Мы кое в чем ошибались, прости нас!..» Но и это еще не самое главное, нет! Главное — это когда она задерживается в школе по какой-то причине и к ней подходит величайший гений школы № 13, Всесторонне Развитая Личность — Женя Горожанкин... Он первый подойдет и сознается, глядя, как всегда, прямо в лицо: «Таня, — скажет он, — я был круглым дебилом», — так скажет Женя Горожанкин, не «дураком», а «дебилом».— «Я был круглым дебилом,—скажет он.— Я приставал к тебе с этой самой машиной Тьюринга, и не замечал, что ты... Давай будем снова друзьями.» «Нет,— отлетит она и рассмеется печальным и горьким смехом.— Нет, Женя, теперь поздно... Вот раньше... Но раньше ты не замечал меня... Ты не видел, что главное в человеке — душа, сердце... А если бы я никого не спасала?.. Никакого мальчика?..»
