В то тяжкое время, он смог удивить не только их, но и самого себя.
Именно тогда он узнал, как, впрочем, и они, что, хотя и был воспитан как аристократ, в нем текла кровь воина. И не просто солдата. Брата. Даже без обучения, его тело знало, как действовать в бою, и отвечало на физическую агрессию с пугающей решимостью. Даже сейчас, когда разум боролся с жестокостью его деяний, руки, ноги и клыки все равно были в напряженной готовности.
Это была его другая сторона, неизвестная, непризнанная... она оказалась реальнее, чем отражение, которое он так долго рассматривал в зеркале.
Со временем его боевые навыки стали еще более искусными... и ужас от себя самого стал сходить на нет. На самом деле, другого пути не было: семя его истинного отца, и отца его отца, и отца деда управляло его телом, кожей, костями и мышцами, чистая кровь воина превращала Дариуса в мощную силу.
И яростного, смертельно опасного противника.
Хотя, его тревожило само наличие этой другой стороны. Словно он отбрасывал две тени на землю, по которой ходил, как будто всегда, где бы он ни находился, за ним следовали два отдельных источника света и освещали его тело с разных сторон. И хотя, его ужасные, жестокие поступки унижали те чувства, с которым он был воспитан, Дариус знал, что все это было лишь частью более высокой цели, которой ему суждено было послужить. Именно это спасало его снова и снова... от тех, кто стремился навредить ему в лагере, и от тех, кто желал смерти им всем. По идее, Бладлеттер являлся их уордом[1], но вел себя, скорее, как враг, даже когда обучал их способам ведения войны.
Хотя, возможно, в этом и заключалась вся суть. Война была уродливой независимо от того, какая грань была на виду: была ли это подготовка к ней, или участие.
Обучение Бладлеттера было жестоким, его садистские замашки требовали деяний, с которыми Дариус не желал иметь ничего общего. Воистину, Дариус всегда выходил победителем в состязаниях между стажерами... но он никогда не участвовал в изнасилованиях, что следовали в наказание побежденным. И он стал единственным, чей отказ был принят. Сначала Бладлеттер пытался бороться с ним, но когда Дариус почти победил его на поле, мужчина больше никогда к нему не приближался.
Тех, кто проигрывал Дариусу – а в лагере их было множество – наказывали другие. И обычно именно в это время, когда остальная часть лагеря наслаждалась зрелищем, он находил утешение в своем дневнике. Воистину, он не мог даже голову повернуть в направлении бойцовской ямы, в которой в тот самый момент происходила очередная экзекуция.
