Элли поплотней закуталась в длинное пальто из верблюжьей шерсти и сунула руки глубоко в карманы. Даже в перчатках она чувствовала, как покалывает пальцы. Было очень холодно, так холодно, что даже снег, казалось, не желал падать. Срочно надо было принять порцию кофеина — взбодриться, а также прижаться руками и всем телом к чему-нибудь теплому. Она юркнула в кофейню «Священные угодья» и на минуту замерла на месте, чтобы тепло живописного интерьера пробралось к ней под пальто и согрело кости. Кроме нескольких сортов чая и кофе у Шона продавалась разнообразная выпечка, которой занималась его жена Рона. И хотя Элли никогда не могла понять этот вкус, она догадывалась, что Рона кладет в свои изделия много корицы: запах держался в волосах и на одежде Элли еще долго после того, как она покидала кофейню.
Сегодня Элли было приятно видеть Шона. В нем было что-то такое, что, глядя на него, Элли ощущала себя тигрицей, которой дали успокоительное. Красавцем с общепринятой точки зрения его трудно было назвать. По правде говоря, и расположения к клиентам он особо не проявлял. Но видно было, что его место в жизни ему нравится.
— Привет, Шон. Чашечку латте,[4] пожалуйста.
Шон взглянул на Элли и нехотя улыбнулся. Понятно, что означает эта вымученная улыбка. Сигнал, посланный лихорадочно заработавшим мозгом, решающим, кто это такая и откуда он ее знает. За годы ежедневного общения с людьми Элли научилась смиренно относиться к этому. В ней не было ничего особенного, девица как девица, хотя, когда она думала об этом, на душе становилось погано.
— Салли… верно? Нет, секундочку… Лори?
— Почти угадали. Элли.
Она улыбнулась, давая понять, что не винит его и не обижается.
— Ах да, простите. Как вы сказали, чашечку латте? Холодно сегодня, Элли, замерзли, наверное?
Шон потыкал пальцем в кнопки на кассе.
— Или вы из тех странных птичек, которые обожают холодные зимы?
Элли так и просияла.
— Да.
— Да? — Шон удивленно вскинул брови. — Так вы обожаете зиму? Для вас этот холод в самый раз?
— Мм, да… я… да, обожаю. Да, в самый раз.
Шон пожал плечами и отвернулся готовить латте.
Ну вот, он с ней так мило болтал, этот бариста,[5] а она все испортила. Элли сжала губы и смиренно ждала. Шон получил с нее точную сумму мелочью и подал чашку, глядя ей через плечо на следующего посетителя.
Несмотря на неловкий ответ, выйдя из кофейни, Элли все думала, в самом ли деле она любит зиму и насколько. Шагая по Бриджидс-вэй, она заметила, как много уже успели развесить разноцветных фонарей. Еще не начнется ночь, а они будут освещать почти каждую крышу или дерево. Сегодня вечером Авенинг будет чествовать день солнцестояния традиционным праздником зажигания огней. Каждый магазинчик, каждая витрина будут украшены по-особому. Их владельцы постараются придумать что-нибудь оригинальное, неожиданное. У одних огни будут ослепительно белые, у других розовые. Всюду засверкают огромные снежинки, будут поблескивать пластиковыми боками северные олени. Авенинг оживет, проявит индивидуальность каждого — ведь в этом городе так много творческих, особенных людей. А в редакции газеты, где работает Элли, как всегда, устроят вечеринку в честь дня солнцестояния. И, готовясь к ней, руководство газеты облегченно вздохнет, что избавлено от мук политкорректности — праздник встречи зимы любят все, и ничьи религиозные чувства не бывают задеты. Элли с волнением ждала вечера, она любила повеселиться. Но сначала ей позарез необходимы приличные туфли.
