Когда бы человек мог молиться, думал Найт, не словами (слова — лишь ритуал), а сердцем!
Он тяжело вздохнул, нащупал в кармане сутаны четки, достал их и положил перед собой на стол. Деревянные бусины были отполированы прикосновениями многих рук, тускло блестело металлическое распятие.
Люди еще молятся с четками — он знал, — но все реже и реже. Даже единственная, сохранившая еще остатки былого влияния Римская церковь близка к полному упадку, большинство людей если и посещает богослужения, то в Новой церкви, выхолощенном подобии того, что было когда-то храмом.
Раньше была вера, вздохнул Найт. Слепая, неосознанная вера.
Четки достались ему от предков, прошли сквозь поколения, и он припомнил связанную с ними историю — какая-то его прабабка, жившая в маленькой европейской деревеньке, как-то отправилась в церковь. Внезапно хлынул ливень. Укрывшись от дождя в первом попавшемся доме, она кинула четки на двор, повелев дождю перестать. И дождь прекратился, и выглянуло солнце. До самой смерти она была убеждена, что именно четки прекратили ливень. И все остальные — после ее смерти — пересказывали эту историю, искренне веря в ее истинность.
Конечно, опять вздохнул Найт, это только красивая выдумка, но все же… Ему бы хоть часть такой веры, и он помог бы приходившему, единственному из тысяч, кому потребовалась вера.
Почему же он один ощутил необходимость в истинной вере? Какой психический механизм, какое чувство побудило его?
Он попытался вспомнить лицо этого человека: чуть расширенные от страха глаза, копна буйных волос, выступающие скулы. Лицо вроде бы знакомое, или настолько обычное, что кажется знакомым? Да нет же! Вот оно — глядит на него с первой полосы сегодняшней газеты. У человека, простонал Найт, чьи надежды он обманул, на всем свете не осталось ничего, кроме веры! Этот человек, ушедший от него без ничего, потерявший последнюю надежду — а он, несомненно, утратил ее, — был не кто иной, как Франклин Чэпмэн.
Резким движением Фрост распахнул дверь, ожидая увидеть там кого угодно.
На пороге стояла женщина, на вид спокойная и уравновешенная, ее волосы тускло блестели в слабом свете лампочки.
— Мистер Фрост? — осведомилась она.
От удивления или скорее от облегчения Фрост затряс головой.
— Да, — сказал он, — Войдите.
Женщина переступила порог.
— Надеюсь, — произнесла она, — я не отниму у вас много времени. Меня зовут Энн Харрисон, я адвокат.
— Энн Харрисон, — повторил Фрост. — Рад познакомиться. Это вы…
