Наступление фашистов очень неожиданно, они сразу прорвали республиканские линии и прошли лес, прикрывающий с юга Махадаонду.
Удар в Гвадалахаре пришелся в пустоту. А ведь ради этого удара была приостановлена операция на Брунете. Чья-то рука путает карты в республиканских штабах.
11 января
Целая неделя почти беспрерывных, очень тяжелых боев. Фашисты овладели Аравакой и Посуэло. Но чего им это стоило! Потерпев огромные потери, совершенно выдохшись, мятежники остановились, их новый прорыв к Мадриду опять не удался.
Наши потери тоже очень велики. Части дрались замечательно, кроме 35-й бригады (бывшей колонны Барсело). Но и из этой бригады одна рота, окруженная фашистами со всех сторон, мужественно сражалась и погибла вся целиком, кроме трех человек. Батальон бригады Кампесино целый день дрался в окружении и ночью очень ловко выбрался к своим. Батальон 11-й интернациональной был застигнут наступлением ночью на перекрестке, он тихонько залег, подпустил к себе очень близко противника и открыл жаркий пулеметный огонь. Фашисты разбежались, оставили много трупов. Это впервые республиканцы так спокойно и смело дерутся в окружении!
В этом сражении фашисты применили большое количество танков, впрочем без особого успеха. Забавный случай: танковый взвод мятежников преследовал отступавшую 35-ю и, думая, что Махадаонда уже взята, выскочил вперед, на опушку леса. Навстречу ему выехал автомобиль с республиканским офицером. Увидев танки, мадридец хотел уже удирать. Но командир мятежников, выйдя из танка и принимая республиканца за фашиста, спросил у него дорогу на Махадаонду. Мадридец молча, жестом пригласил фашиста в машину. Вдвоем они въехали в деревню, танки доверчиво следовали за ними. В деревне дружинники открыли по танкам огонь. Водители сразу захлопнули крышки и пустились удирать, оставив своего командира. Фашистскому офицеру только и осталось, что поднять руки вверх и сдаться.
Прекрасно себя показали бригады Ганса (11-я), Кампесино и новая бригада Дурана. Густаво Дуран после сдачи Толедо бродил по садам Арапхуэса в самоубийственном отчаянии. Я думал, это все слишком сильно для него, хрупкого мадридского интеллигента, юного композитора, элегантного любимчика литературных салонов. За три с половиной месяца он возмужал, обветрился, погрубел, превратился в смелого и толкового командира; его бригада, хотя и новая, недавно сформированная из разбитых батальонов, уже считается одной из лучших, она стойко держится под огнем, грамотно действует, ведет боевую разведку, хорошо окапывается, в ней крепкая дисциплина, командир очень авторитетен.
