Само слово «рыба» применительно к здешним подводным жителям звучит кощунственно.
В ресторане-то вам, конечно, подадут любую рыбу, которая на языке кулинарном именуется «пескадо». Иное, совсем иное, ласково-поэтическое имя носят обитатели кораллового мира — «песес». Они доверчивы, и под водою встречают тебя, как блудного сына, вернувшегося наконец-то по месту изначальной прописки.
Эти милые ребята буквально заглядывают в глаза — мол, чего там наверху творится, поведай.
Кстати, я совершенно убежден, если в нашем изрядно отравленном мире и сохранилась парочка русалок, то, конечно, у побережья Канкуна.
Не знаю, может, это была легкая подводная дрема, но могу поручиться, что однажды краем глаза увидел-таки небольшую по размерам русалочку — эдак метр пятьдесят с хвостом — плывущую в сторону ислы Мухерес.
Я было припустил за ней, да куда там! Даже попытался что-то крикнуть вслед, но, понятно, кроме пузырей, ничего членораздельного. Скрылась русалочка в бирюзовой водной дали, пронизываемой до самого дна солнечным светом.
На другой же день мы с Петей дождались катера и отправились на ислу Мухерес — островок в получасе от побережья. Но одно название чего стоит — остров Женщин! Любой бы пустился вплавь в самый чудовищный шторм. По дну бы побежал — к острову с таким приветливо-манящим названием.
Педро всю дорогу стоял на носу катера, жадно раздувая ноздри. С таким видом, вероятно, Морган вел свои корабли на абордаж. Хорошо, что я о русалке умолчал.
Не дожидаясь полной остановки катера, он, так сказать, попрал своими ножищами девственную на первый взгляд землю острова Женщин. У меня сердце дрогнуло — что же дальше-то будет?
— Скорее! — потащил меня Петя за руку. — Тут отличных омаров готовят. В чесночном соусе. Давно уж запах чую!
А мне представлялось, что на острове Женщин могут подавать лишь розовые лепестки. Ну в крайнем случае цветы кактуса и спаржу. Но уж омары под чесночным соусом — это слишком! Как-то поблек образ моей русалочки.
Петя уже вовсю выламывал омару суставы, разгрызал коралловый панцирь, восклицая что-то, вроде:
— Омар, лангуста, гигантская креветка! Все хорошо, когда исполинское! А еще лучше, когда цены лилипутские!
Действительно, омарище был огромным, нежным, сочным. Он быстро отвлекал от сентиментально-поэтических воззрений. Перед его царским вкусом меркла даже бирюза Карибского моря. Омар заключал в себе, как в пиратском сундучке с драгоценностями, и эту бирюзу, и колкую красоту рифов, и внезапное дыхание полуденного бриза. И все это входило в нас с Петей, проникало и обволакивало, и делало в конце-то концов некоей частью здешнего островного пейзажа. Неподвижной частью, надо признать.
