Начало I части рисует картину утреннего леса, охваченного сумерками. Таинственное тремоло струнных pianissimo прорезают призывные кличи валторны-solo словно отдаленные звуки охотничьего рога. Развитие интонаций темы в перекличке деревянных духовых и валторн вызывает представление о солнечных лучах, пронизывающих зыбкую массу тумана, пока, наконец, ослепительная звучность tutti не озаряет все вокруг потоками яркого света (вторая тема главной партии); кажется, что вся природа славит восход солнечного светила.
Побочная партия также овеяна лесной романтикой. В отрывистых, словно порхающих интонациях первых скрипок композитор воспроизвел посвист синицы, который он мог слышать в лесах, окружавших монастырь св. Флориана. («Zi-zi-Ьее» — так имитируют этот посвист на родине Брукнера, и он сам в шутку дал такое название теме скрипок.) Одновременно в альтах звучит плавная лирическая мелодия, полная восторженного упоения красотой природы. На кульминации побочной затаенное чувство прорывается в радостной перекличке мотивов-возгласов в различных группах tutti. Чувство могучего душевного подъема достигает апогея в заключительной партии, где бурлящие волны пассажей струнных словно захлестывают победные кличи медных.
Брукнер видел в Четвертой симфонии определенный программный замысел. Вот как он объяснял содержание I части: «Средневековый город — утренние сумерки — с городской башни раздаются звуки горна, призывающие к утреннему пробуждению — городские ворота распахиваются — рыцари на гордых конях выезжают на простор — и вот волшебство леса охватывает их — лесные шумы, пение птиц — и так развертывается дальше романтическая картина». Это словесное описание возникло уже после сочинения музыки и, конечно, не охватывает полностью ее образное содержание. Четвертую симфонию нельзя рассматривать как программную музыку в буквальном смысле этого слова. Подобно другим симфониям Брукнера, она выдержана в строгой форме, основанной на внутренней логике музыкального развития.
Образец такой формы — I часть Четвертой. В ее разработке ведущая роль принадлежит двум темам главной партии, символизирующим величие мироздания. После грандиозной кульминации, когда словно распахиваются неземные дали, главная тема на миг растворяется в «эфирном» звучании высокой флейты, чтобы затем преобразиться в торжественном хорале медных. Это смысловой центр разработки: здесь композитор провозглашает свое этическое credo. Завершает разработку элегическое звучание альтовой темы побочной партии (вторые скрипки pianissimo в сопровождении остальных струнных); этот эпизод, один из наиболее поэтичных в симфонии, полон ощущения чуткой тишины и глубокого покоя; мягко ниспадающими интонациями он порой напоминает лирические темы Шумана.
