Свекровь услышала, что я встала, и кричит из-за стенки, задает мне работу на сегодня. В мою комнату она не войдет ни за что на свете -- после этого ей придется совершать долгий ритуал очищения. Только сыновей не оскверняет мое присутствие, и они могли бы безбоязненно общаться со мной. Но у меня нет сыновей. Поэтому в моей комнате прорубили отдельный выход, и все домашние меньше рискуют случайно встретить меня. Хотя выхожу я очень редко. Все, что нужно для поддержания моего существования, оставляют у двери.
Не так уж много они там оставляют. Мне дают ровно столько, сколько нужно, чтобы я не умерла с голоду. Почти вся пища для меня запретна. Даже соль. Кроме того, примерно два раза в месяц свекровь по лунному календарю определяет дни поста. В эти дни мне запрещено даже пить воду, а спать я должна на голой земле. Так я искупаю свои грехи. Должно быть, у меня немало грехов...
Говорят, это мои грехи причина смерти мужа, и я немногим лучше убийцы. В этой жизни я просто не успела совершить грехов -- ведь я овдовела в четырнадцать лет -- но могла нагрешить в прошлых рождениях. А в довершение всего я совершила еще один гнусный поступок -- отказалась от сати. Сейчас, вкусив вдовьей жизни досыта, я бы этого не сделала. Но в четырнадцать лет так хочется жить...
Жить! Разве можно назвать это жизнью? Но нет никакой надежды, ничто не изменится. Я никогда не выйду второй раз замуж -- это запрещено, да и кто захочет жениться на женщине, которая одного мужа уже умертвила? Я обречена жить так до самой смерти. Я -- вечная вдова.
Эта женщина
Мы ненавидим эту женщину. Но наша ненависть, как и многое другое, ничего не значит для нее.
Город: беспорядочное и некрасивое скопление домов, зной и пыль. Приезжие и события здесь одинаково редки. Всего здесь по одному: одна церковь, одна почта, одна больница, одно питейное заведение. И один дом терпимости, вотчина этой женщины.
Сложно сказать, сколько лет уже она его держит, но никак не меньше десяти. Ей около сорока, и ее подопечные называют ее на французский манер "мадам", настоящего же ее имени никто не знает. Говорят, она со своими "девочками" на дружеской ноге, да и сама не отказывается обслужить клиента, если тот проявляет желание.
Все свои дни она проводит одинаково. До полудня она отсыпается после бессонной ночи. С часу дня и до полуночи ее можно неизменно видеть сидящей перед дверьми своего заведения под выгоревшим полотняным навесом. Она сидит в покойной, ленивой позе, с полузакрытыми глазами и совершенно без всякого выражения на лице. Она сидит так час за часом, не двигаясь, словно языческий идол. Мимо проходят люди, проезжают повозки, пробегают собаки -- она остается такой же безразличной, ни на что не обращает внимания.
