— Очень интересно, — сказал я, — Спасибо за доставленное удовольствие. Однако не откажите в любезности объяснить, зачем вы все это мне рассказали.
— Как зачем? — удивился Белл. — Чтобы прояснить ситуацию. Чтобы не допустить извращения истины. Чтобы вы осознали, с какими трудностями мы сталкиваемся.
— И чтобы я заметил вдобавок, как развито у вас чувство долга и насколько вы преданы делу.
— А почему бы и нет? — спросил он, ничуть не смутившись. — Мы хотим показать вам все, что тут есть интересного. Прелестные деревушки, где живут наши рабочие, удивительно красивые часовни, мастерские, в которых изготавливают памятники.
— Мистер Белл, — сказал я, — мне не нужны экскурсоводы. Я прибыл сюда не как паломник.
— Но ведь вы не откажетесь от нашей помощи, которую мы вам с удовольствием предоставим?
Я покачал головой, надеясь, что Белл не обидится.
— Извините, но это не входит в мои планы. Нам надо работать — мне, Элмеру и Бронко.
— Вам, Элмеру и кому?
— Бронко.
— Бронко? Что-то я вас не пойму.
— Мистер Белл, — сказал я, — чтобы как следует понять меня, вам придется изучить историю Земли и познакомиться кое с какими древними легендами.
— А при чем здесь Бронко?
— Так раньше на Земле называли лошадей. Не всех, правда, а особой породы[1].
— Значит, ваш Бронко — лошадь?
— Нет, — ответил я.
— Мистер Карсон, я не уверен, что понимаю, кто вы такой и что намереваетесь делать на Земле.
— Я специалист по композиции, мистер Белл. Я собираюсь сочинить композицию о планете Земля.
Он величественно кивнул, избавившись, как видно, от всяческих подозрений на мой счет.
— Вот оно что. И как я сразу не догадался! Ведь в вас с первого взгляда чувствуется что-то этакое… Вы сделали великолепный выбор. Мать-Земля подарит вам вдохновение. Ей присуще какое-то неуловимое очарование. Музыка переполняет ее…
— Дело не в музыке, — перебил я. — Вернее, не только в музыке.
— Вы хотите сказать, что музыка не имеет ничего общего с композицией?
— Конечно нет. Просто музыка — лишь часть композиции. Композиция есть абсолютная форма искусства. Она включает в себя музыку, письмо и устную речь, скульптуру, живопись и пение.
— И вы все это умеете делать?
Я покачал головой:
— По правде сказать, я мало что умею. А вот Бронко — да.
Он хлопнул в ладоши.
— Боюсь, я слегка запутался.
— Бронко — композитор, — объяснил я, — Он впитывает в себя настроение, внешние впечатления, малозаметные нюансы, звуки, формы и очертания. Он поглощает все это и выдает полуфабрикат — пленки и рисунки. Тогда наступает моя очередь. На время я как бы становлюсь придатком Бронко. Он подбирает материал, а я располагаю его в гармоническом порядке, но не весь, а только часть. Остальное доделывает тоже Бронко. Похоже, я ничего не сумел объяснить.
