Голова Уолта кружилась. Он опустился на постель, потер глаза, пытаясь вызвать другой образ – не певца и воина, павшего с окровавленным лицом на холме битвы, а того, кто пел и играл на арфе в большой пиршественной зале за год до рокового сражения. Он тоже был темноволос, крепко сбит, но, как помнилось Уолту, осанка у него была горделивей и лицо не столь печальное, без нынешних глубоких морщин. Уолт слегка покачал головой – сильно не мог, слишком больно. Арфа та самая, сомнений нет. Двух таких не найти во всем христианском мире.
А что они делали в Байё, Гарольд и восемь его ближних слуг, восемь телохранителей, последний, надежнейший оплот эрла? Уолт снова покачал головой. Была на то причина, была, то ли приказ короля, то ли какое-то обстоятельство, касавшееся самого Гарольда. Теперь уже не вспомнить, как это получилось.
Он уснул, очнулся ненадолго, когда вернулись Аделиза и Ален. Мальчик приподнял ему голову, девушка смазала лицо елеем и медом, потом обмыла водой и напоила Уолта разбавленным вином.
По приказу короля? Какого короля? Ну, конечно же, Эдуарда Исповедника. Это он послал их в Нормандию, сообразил Уолт, вновь проваливаясь в сон.
