Это случайное, но чересчур интимное прикосновение заставило Квинта отвернуться, и Уолт впервые получил возможность посмотреть на его макушку сверху. Длинные, редкие волосы прилипли к голове, и Уолт заметил то, чего раньше никогда не видел (Квинт снимал шляпу только перед сном): посреди макушки виднелся круг – неестественно правильный круг совсем коротких волос, не длиннее ослиной шерстки. Вся эта затея с купанием и стиркой казалась Уолту достаточно унизительной, прикосновение руки Квинта к его ягодицам смутило англичанина не меньше, чем самого Квинта, так что теперь он обрадовался возможности сквитаться.
– Ах ты, негодяй! – воскликнул он. – Ты же священник, священник-расстрига, трепаный монах!
– Да, – ответил Квинт, обернувшись к Уолту и прищурившись. Солнце било в глаза. – Я был монахом. Вот насчет трепаного ты зря: я тебе уже говорил, это не по моей части.
Уолт покраснел.
– Я не имел в виду... наши ребята в Англии все время так говорят.
Квинт воспользовался минутным преимуществом и продолжил контратаку, стараясь отвлечь внимание Уолта от своей тонзуры и всего, что с ней связано.
– А твоя татуировка? Весь разрисован, и руки, и ноги, и грудь. По-твоему, культурные люди ходят в таком виде?
Вынырнув из воды, Квинт ткнул пальцем в Уолта, не дотрагиваясь, однако, до его тела.
– Тут дракон, там орел, свиток с надписью «Гарольд правит, все хорошо», кинжал, еще один кинжал, с крылышками, а внизу что-то не разберу – это руны, да? Что тут написано?
– «Храбрый побеждает». Мне ее сделали в Херефорде.
– А тут – «У. Л. Э.». Это как понимать?
– «Уолт любит Эрику».
– Забавно. Кто такая Эрика?
– Не твое дело. Квинт, какого черта ты сделался трепаным монахом и ударился в бега?
Квинт наклонился, пощупал разложенную на берегу одежду, по-прежнему уклоняясь от ответа.
– Не высохла еще, – пожаловался он. – Давай пока поедим, а когда высохнет, пойдем дальше.
Он вытащил из мешка какую-то рухлядь, порылся, разыскивая что-то, и принялся браниться на греческом, латыни и прочих известных ему языках. Уолт понял только, что пропали остатки еды и золотая монета, а то и две. Квинт давно не пересчитывал деньги и не помнил в точности, сколько их должно было быть.
– Лиса? – предположил Уолт. Им пришлось идти натощак, и Квинт явно злился. – А может, бобр? Видал я наглых бобров на реке Стаур, возле Иверна, откуда я родом.
– Нет, это она. Бесстыжая бабенка.
– А как же нимфа, тоскующая в чаще?
Квинт остановился, вынудив и Уолта замедлить шаг, обернулся и погрозил ему пальцем.
