Кроме того, мы учились владеть оружием. В первую очередь держать щит и сдвигать щиты сплошной стеной. Потом мы тренировались с боевым топором – можно его метать, а можно им рубить, увеча врагов. И наконец, мы брались за меч и учились наносить удары сплеча и протыкать противника насквозь. Разумеется, нужно было правильно хранить и чинить доспехи.
– А метать копье или дрот?
– Нет, конечно, – презрительно прищурился Уолт. – Копье, как и круглый щит, в отличие от нашего, в форме листа, – это только для ополчения, крестьян, мужиков.
– А как насчет верховой езды?
– Мы устраивали скачки, развлекались соколиной охотой – знать любит подобные забавы, но к воинскому делу они не имеют отношения.
– Вы никогда не сражались в конном строю?
– Нет. Само собой, мы добирались верхом к месту очередной битвы, но в бой вступали пешими.
– Почему?
– Потому что боец должен крепко стоять на ногах и биться с противником, пока один из двоих не рухнет наземь. К тому же породистые скакуны дороги, а в сражении их могут убить. Я сам видел, как три боевых коня пали под Вильгельмом Бастардом в битве при Сенлаке. Я с трудом мог набрать денег на одного жеребца, а уж на трех...
– Однако...
– Если ты хочешь сказать, что они победили благодаря коннице, лучше помолчи!
Лицо Уолта побагровело от гнева, и Квинт благоразумно предпочел промолчать.
Ты говорил о различии между воином и дружинником.
– Воин без души – просто орудие. Вот прекраснейший меч – пусть у него золотая рукоять, отделанная гранатами и филигранным золотом, пусть ножны инкрустированы золотом и драгоценными камнями, пусть сверкает закаленный, отточенный клинок и вспыхивают молнии Тора, – это всего лишь товар, его можно продать и обменять. Он переходит из рук в руки, одинаково служит и добру, и злу. Таков воин, который выходит на рыночную площадь и торгует собой, сегодня дерется за одного господина, завтра – за его врага.
– Допустим. Но ведь наемники всякий раз дают клятву верности.
– Что ж, и клятву можно купить и продать, тем более теперь, когда люди поддаются злу и забывают пути отцов.
Шагов пятьдесят Квинт прошел, размышляя над этим, потом сказал:
– Мы же видели, что в гвардии греческого императора служат те, кто прежде сражался на стороне Гарольда. Может быть, и ты бы оказался среди них, если б твоя рука могла держать меч.
– Поосторожней, голландец или кто ты есть, с тобой я и левой рукой справлюсь!
«Господи, что-то ему сегодня и слова не скажи», – подумал Квинт.
