— Шестьдесят лет жизни в браке, — покачал головой Старейший. — Вероятно, ты очень терпеливый человек. Или полностью лишенный воображения.
— Прошу… прощения. — Глэдвел поставил стакан на столик. Его рука дрожала. — Воображения?
— Все в порядке, Эмброуз. Недостаток воображения компенсируется ясностью мысли. А потому рано или поздно ты бы сделал правильный вывод. Очень жаль.
— Вы должны извинить меня, но я не слишком хорошо себя чувствую. — Гость попытался встать, однако тут же тяжело опустился на диван.
— В извинениях нет необходимости. — Старейший закинул руку на спинку дивана. — Просто расслабься и жди, когда случится сердечный приступ.
Пот крупными каплями выступил над верхней губой Глэдвела, его лицо побагровело.
— Я… я не понимаю.
— Сейчас не понимаешь, но понял бы в конце концов. — Старейший допил виски. Разгрыз кубик льда. — Я обращался с тобой жестоко, Эмброуз, но смотри, чего ты добился в жизни. Путешествуешь в каюте первого класса. Действительно можешь собой гордиться.
Гость смотрел на хозяина, и его глаза становились все больше и больше. Он наконец догадался.
Старейший откинулся на спинку дивана, наблюдая за умирающим и наслаждаясь моментом запоздалого узнавания. Столько лет прошло с тех пор, как им доводилось выпивать вместе. Весь мир изменился, едва не рассыпался, подобно стеклянному шару со снежинками, а они встретились в последний раз, через пятьдесят лет. А Лаура, значит, умерла три недели назад. Старейший некоторое время спал с ней в Лондоне, отослав Глэдвела в Индонезию с поручением оценить возможность покупки некоторых предприятий, штамповавших компьютерные чипы низкой производительности. Результаты той поездки не отложились в его памяти, зато он хорошо помнил мягкие пышные груди Лауры и ее покрытые мелкими веснушками бедра.
Глэдвел обмяк на диване.
Старейший ощущал вибрацию двигателей своими длинными стопами, и ему казалось, будто тело наполняется силой. Он пошевелил пальцами ног. Приятно так просто решить проблему, однако беспокоиться сейчас следовало о миссии аль-Файзала в Сиэтле. Аль-Файзал, конечно, отличный специалист, больше чем отличный, но успех его миссии имел решающее значение для осуществления плана. Времени, даже с учетом дарованного Аллахом, могло не хватить, если аль-Файзал потерпит неудачу.
Старейший скрестил пальцы. Останься жив Дарвин, он бы поручил работу ему. Бывший фидаин и ассасин служил при нем личным убийцей. Худощавый невозмутимый мужчина обладал молниеносно быстрыми руками и извращенным чувством юмора. Дарвин легко мог справиться с операцией в Сиэтле… но он погиб. Старейший беспокойно заерзал на лиловом диване. Он не знал, кто убил Дарвина, не понимал, как такое вообще можно сделать, и лишь одно мог сказать с уверенностью: ассасин сейчас горел в самой глубокой яме ада.
