— Сходите! Сходите! — подхватывают пассажиры.
Торжествующий контролер на буксире выводит Аркадия Сергеевича из вагона. Моментально их облепляет толпа любопытствующих.
— Вы вскочили на ходу! — сурово говорит контролер, — вытаскивая книжку.
К Аркадию Сергеевичу возвращается способность произносить слова.
— Это недоразумение, — говорит он, — я не вскакивал на ходу. Я сел у Триумфальных ворот.
— Не врите, гражданин, — обрывает контролер, — у меня глаза не на затылке. Я видел, как вы вскочили на ходу.
— Но уверяю вас, — жалобно говорит Аркадий Сергеевич, — я не мог вскочить. Я же говорю вам, что сел у Триумфальных ворот.
— Ага, — злорадно говорит контролер, — вы еще упорствуете? Тогда я вынужден отправить вас в милицию.
Толпа зевак разглядывает идущего под конвоем милиционера Аркадия Сергеевича, как редкостную обезьяну.
У Аркадия Сергеевича был растерянный, виноватый вид, но он продолжал упорствовать и отрицать свою вину.
— Стыдно, гражданин, — сказал милиционер, составлявший протокол. — Что вам, рубля жалко? А еще интеллигент!
Когда Аркадий Сергеевич вышел из милиции и глянул на часы, он ахнул. Было четверть восьмого. Его романтическое сердце заныло. Не торгуясь, вскочил он в извощичью пролетку и велел, что есть духу, гнать на вокзал.
Он обегал все помещения. Заглянул даже в багажное отделение. Около часу продежурил у дамской уборной. Снова обегал вокзал.
Ноны Михайловны не было.
Удрученный, с дрожащими от усталости ногами, Аркадий Сергеевич уселся в буфете и мрачно потребовал порцию мороженого.
Успокоившись, он пошел к телефону-автомату.
Как на зло телефонная станция медлила с ответом. Наконец телефонная барышня прогундосила номер.
Сдавливая рукой бьющееся сердце, Аркадий Сергеевич дрожащим голосом попросил позвать к телефону Нону Михайловну.
— Это я, — раздался пискливый голос. — Кто говорит?
— Ради бога… Нона… — срывающимся голосом забормотал Аркадий Сергеевич. — Говорю я… Аркадий…
— Милый мальчик! — пропищал голос Ноны Михайловны. — Ради бога, прости меня. Ко мне приехала двоюродная сестра и я не могла выехать… Ты слушаешь?..
Аркадий Сергеевич с треском повесил трубку и плюнул в аппарат.
— Городишка наш, сами видите, маленький, захудалый. Обывателя полнейшее перепроизводство — кишмя-кишит. Скука такая, что помереть можно. Ну, помирать не помирают, а ударяются в другие самоубийства, кто насчет выпивки, кто в картишки, кто по женской части. Словом, мелкобуржуазная стихия по самую макушку.
