Даже сейчас, когда Щипцоверн наблюдал, как Кэнди Квокенбуш покидает Веббу Гаснущий День, Пикслер присутствовал на соседнем экране; он забирался в свой батискаф и уверенно махал рукой перед камерой. Внутри его ожидал только искусственный разум, но именно его холодная компания устраивала Пикслера больше всего.
Его лицо появилось в линзе «рыбий глаз», передававшей его присутствие на пульт управления батискафа. Когда Пикслер заговорил, в его голосе слышались металлические интонации.
— Не надо так волноваться, Щипцоверн. Я знаю, что делаю.
— Конечно, сэр, — ответил доктор. — Но я бы не был человеком, если б слегка не беспокоился.
— Хвастаешься? — спросил Пикслер.
— Чем, сэр?
— Своей человечностью. Из служащих компании мало кто может такое заявить. — Пикслер опустил руки на панель управления и начал включать функции батискафа. — Улыбнись, Щипцоверн, — сказал он. — Мы творим историю. Ты и я.
— Хотелось бы мне, чтоб мы творили ее не сегодня, — заметил Щипцоверн.
— Почему?
— Просто… плохие сны, сэр. Каждому рациональному человеку позволено иметь несколько иррациональных снов. Вам так не кажется?
— И что ты видел? — спросил Пикслер. Дверь батискафа с шипением захлопнулась. Искусственный голос объявил, что подъемники полностью готовы.
— Ничего особенного.
— Тогда расскажи, о чем был сон.
Единственный глаз Щипцоверна метнулся вправо, влево, стараясь не встречаться с вопросительным выражением лица архитектора. Но взгляд Пикслера всегда сбивал его с толку.
— Ладно, — ответил он. — Я расскажу. Мне снилось, что все прошло хорошо, за исключением…
— За исключением?
— Когда вы оказались в самом глубоком месте…
— И?
— Там уже был город.
— Ага. Вместе с жителями?
— Они исчезли за тысячи лет до нас. У них были большие чешуйчатые плавники и очень красивые лица. На стенах там мозаика. Яркие, выразительные глаза.
— Что же с ними случилось?
Щипцоверн покачал головой.
— Они не оставили никаких намеков. Если только их великолепный город сам им не является.
— Что же за намек может крыться в совершенстве?
— Вы сами это узнаете, сэр.
Убедить Пикслера было нелегко.
— Почему тебе приснился этот глупый сон? Ты можешь проклясть все мое предприятие.
— Мы ученые, сэр. Мы не верим в проклятия.
— Не говори мне, во что я верю. Найди Малыша.
— Его ищут.
— Нашли?
— Пока нет.
— Ладно, не беспокойся. Я просто подумал, что ему захочется увидеть, как я отправлюсь.
Автоматические двери батискафа закрывались. На лице великого архитектора мелькнула тревога, однако он ей не поддался. Три массивные катушки, одна из которых поставляла в батискаф энергию, вторая — чистый воздух, а третья, самая большая, несла вес огромного судна, сейчас равномерно разматывались. Щипцоверн смотрел на данные экранов вокруг кабины. Сотни крошечных камер, словно косяки одноглазых рыб, образовывали нисходящую колонну, внутри которой находился батискаф; их движение и мерцание предназначалось для привлечения из тьмы любых таинственных существ, населявших эти суровые глубины.
