— Думаю, это вопрос не ко мне.
— Она не любит вас, или это вы не любите ее?
— Мы очень любим друг друга, юная леди, особенно когда нас разделяют большие водные пространства, — сказала Эдна. — Вы как никто должны понимать, что родственников не выбирают.
Я вздохнула.
— Если бы я могла выбирать между моей матерью Региной и Эвелиной, я выбрала бы последнюю. Эвелина обожает Освальда. Думаю, это взаимно.
— Но ведь так и должно быть. Она всегда была для него хорошей матерью, а для Конрада — хорошей женой. И я благодарна ей за это.
— Жаль, что с ней не повеселишься.
Эдна сузила свои потрясающие зеленые глаза.
— Но в тот момент, когда вы испортили свою блузку, вам было весело?
Я улыбнулась.
— Если честно, да. Хотите, расскажу?
— Нет уж, спасибо. Очень скоро я узнаю это со слов Эвелины.
Представив, какой оттенок придаст Эвелина этому совершенно невинному происшествию, я поморщилась.
— Вероятно, мне стоило вести себя приличнее.
— Не стоит уповать на несбыточное, — похлопав меня по колену, обронила бабушка Освальда.
— Очень смешно, Эдна. Что значится в меню сегодняшней не-вечеринки?
Я надела другую блузку и принялась варить несколько десятков перепелиных яиц — малюсеньких, в коричневую крапинку. В меню была представлена красная еда, столь любимая вампирами: французские тосты с сыром маскарпоне и ягодами, салат из свеклы с апельсинами, почти сырая нога ягненка, малиновый шербет; из напитков предполагались коктейль «Кровавая Мэри» и мерло, купленное Освальдом накануне.
— Яйца, «Кровавая Мэри» и французские тостики, — догадалась я, — это же полночный полдник!
— Да, можно сказать и так. Юная леди, сделайте что-нибудь, чтобы Дейзи не вертелась у меня под ногами.
Я заранее отложила для Дейзи краюшку багета, поэтому мне осталось только выпихнуть собаку за дверь кухни и бросить туда же угощение.
Исполнив все поручения Эдны, я отправилась в Хижину любви. Я не сомневалась: Освальд непременно обругает меня за то, что я доставала его мамашу и пьянствовала с буйными иностранцами. Самоуверенность моя растаяла без следа вместе с остатками алкогольного опьянения. Но Освальд повел себя так, словно ничего и не случилось, за что был вознагражден радостным тисканьем.
— Освальд, прости меня за историю на винодельне, — тая от нежности, проговорила я. — Меня одолел приступ глупости, и…
— Ничего страшного. Наверное, за это время ты уже успела истосковаться. Я ведь знаю, что, по сравнению с твоей прежней жизнью, здесь, в тишине, ты словно в изоляции.
