— А где Галина? — вспомнил Лейтенант.
— Под забором ждет, пока я ей что-нибудь прикрыться принесу…
— Что, так голой и ждет? — Олег уже не мог удержаться от смеха, представив жену подполковника, члена партии и мать двоих детей, робко таившуюся под забором миссии в чем мать родила, подобно изгнанной из Эдема Еве.
— Нет, блин, — сердито ответил Рома, — с листком фиговым! Хватит трепаться! Дайте мне что-нибудь накинуть! А ты, Лейтенант, мотай к Тане и принеси что-нибудь из Галиных шмоток!
Лейтенант помчался за одеждой, Олег, давясь от смеха, принялся подыскивать хоть что-нибудь, способное налезть на Рому, а сам раздетый неграми богатырь наконец заметил царивший в комнате кавардак:
— А у вас тут что, обыск делали? Повязали, что ли, на чем? — пошутил он.
— Да нет, заначил бутылку «Столичной» и забыл где! Как белка! — невозмутимо ответил Олег. В этот момент он скептически растягивал голубые велосипедные трусы с надписью «Speedo», с сомнением поглядывая то на них, то на чресла белокурой бестии.
— И это я еще не в возбужденном состоянии! — ухмыльнулся Роман, поймав его взгляд. — Давай, попробую!
Когда Рома с трудом натянул изделие из лайкры, в дверях появился Лейтенант с пакетом «Мальборо», набитым женским барахлом. Передавая его Роме, он не смог удержаться:
— Теперь-то понятно, почему Екатерина любила смотреть на гвардейцев в лосинах!
Роман вновь самодовольно ухмыльнулся и растворился в ночи, отправившись вызволять обиженную аборигенами нимфу-хохлушку.
— Брат, если мы не ошибаемся по поводу пакета, то ты вляпался в серьезную историю! Ты хоть знаешь, что это может быть? — очень серьезно спросил Олег.
Лейтенант подумал о кассете с загадочным разговором «Земли» и «Зодчего», лежавшей в заднем кармане джинсов, вспомнил одну из заповедей разведчика — «чем меньше знаешь, тем лучше спишь» — и с сожалением ответил своему товарищу:
— Нет! Даже не подозреваю!
Олег понял, что тот сказал неправду, понял почему и кивнул:
— Я бы на твоем месте доложил по команде! А переночевал бы у «тети» Кати!
Лейтенант вернулся в свою официальную резиденцию — виллу, забитую командировочными офицерами с фронтов, которые по своему обыкновению занимались пьянством и разговорами о войне, женщинах и разваливавшемся Союзе. Там он вдруг понял, что болен. Его голова и конечности налились непреодолимой тяжестью, обгоревшая кожа покрылась от озноба пупырышками. Скорее всего, подумал он, это последствия теплового удара и нервного шока от встречи с манговой змеей. У него едва хватило сил, чтобы раздеться и залезть под зеленую москитную сетку на зеленые же простыни. Он лишь успел подумать о нежном вкусе Таниных губ и, как в омут, провалился в глубокий сон. Сон этот не потревожили ни звон стаканов, ни громкие голоса, ни облака табачного дыма. В этом сне он вновь оказался в странном городе, где на узких улочках, мощенных булыжником, не было электрических фонарей и автомобилей. Улочки эти вели к похожему на стадион огромному и смутно знакомому каменному сооружению, из которого раздавался тревоживший его даже во сне звук. То был шум огромной толпы, пришедшей насладиться неведомым ему пока зрелищем. Почему-то ему было ясно, что каким-то образом он должен стать частью этого действа. Когда утром Лейтенант проснулся, ему было гораздо лучше, но где-то глубоко в костях черепа, суставах и мышцах остались тянущая боль и неведомая ранее молодому спортсмену усталость.
