— Так ведь я его на рынок всегда незаряженным беру! Вы же сами приказали! Чтобы вы никого сгоряча не пристрелили! — растерянно ответил тот, все же отдавая начальнику свой «Калашников».
— Ильич, какой автомат? — отозвался Семеныч. — Давай смываться! Вместе с черными! Какого янычара мы тут еще стоим?
Ильич в отчаянии отшвырнул в красную пыль лишенное боеприпасов оружие и прорычал:
— Не могу!!! У меня в «буханке» товару на тыщу баксов! И что, бросать теперь все на хрен?!
И тут стало ясно, что убегать уже поздно. Именно в то мгновение, когда вернулся дядя Миня с двумя бутылками красного бензина в дрожащих от страха руках, нагрянули партизаны. Они возникли вдруг, как будто из воздуха, одетые в ярко-зеленую форму, рослые и тяжело вооруженные. Они настигали убегавших от них спекулянтов и, торопливо связав им руки за спиной, двигались дальше, к следующей жертве. Спекулянты обреченно садились прямо в пыль. Многие из них по-детски рыдали. Почему-то в царившем на рынке бардаке единственными сохранявшими полное спокойствие оказались одноногие и однорукие инвалиды. Они не проявляли никаких особых признаков волнения и с интересом наблюдали за происходящим. Педро Лука, заметивший Лейтенанта, даже приветственно помахал ему рукой. И тут до нашего героя, пришедшего было в отчаяние от перспективы бесславного плена, что называется, дошло. Звезды встали на нужные места, кусочки мозаики сложились в картину, и он понял суть происходящего.
— Мучить будут! С живых кожу сдирать! — потерянно ахнул дядя Миня, разинув акулью пасть и замерев со своими пластиковыми бутылями. Лейтенант мстительно подумал, что сейчас парторг вновь описается. Он угадал.
— Так, бл…дь! — принял для себя решение Ильич, подтвердив это употреблением столь любимого советскими военными слова. — Сдаемся организованно и достойно! Первым делом переведешь им, — командирским голосом обратился он к Лейтенанту, — что мы не кубинцы! А то, суки, застрелят на месте и фамилию не спросят!
Как бы в подтверждение этих слов в нескольких местах рынка одновременно раздались выстрелы и крики. Советники разом вздрогнули. Тем временем полковник торопливо отстегивал кобуру с пистолетом. У дяди Мини подогнулись худые ноги, и он сел на красную землю, обхватив в отчаянии голову. Наверное, именно так сдавались не знавшим пощады белорусским партизанам застигнутые врасплох немецкие каратели.
— А ведь я партооорг!!! — трагически промычал он, ударив себя по колену огромным конопатым кулаком, который так не вязался с жалким темным пятном на камуфлированных брюках.
