— Явление Командора Дон Хуану! Финита, бля, комедия! — с неуместной в этот тревожный момент иронией прокомментировал Олег, выключая Бонда, уже успевшего умело опрокинуть очередную жертву на шикарный белый диван.
Причесывая спутанные волосы, Катюша неприязненно посмотрела на Олега, метнула презрительный взгляд в сторону собиравшегося лезть по пожарной лестнице Антилопы и, как будто вспомнив что-то, внимательно взглянула на Лейтенанта.
— Значит, так! — резюмировала жена командира, придумав план спасения и отдавая распоряжения тоном, не подразумевавшим дальнейшее обсуждение. — Ты, лейтенант, будешь моим племянником! Только что приехал из Союза, пришел меня навестить с друзьями. Понял? А ты, Ромео? Да не трогай лестницу! Не хватало еще, чтобы ты под моими окнами грохнулся!
«Ромео», он же Антилопа, мученически кивнул, в отчаянии закурил сигарету и сел в потертое кресло, ожидая неминуемой расплаты. Если бы в этот момент в комнате появился поп, парнокопытный излил бы в слезах все свои многочисленные грехи и в обмен на свою жалкую жизнь пообещал бы недели две не смотреть на дев юных и жен чужих. Лейтенант, несмотря на изрядное количество выпитого, не испытал никакого восторга от стихийно придуманной для него роли, но делать было нечего: Катя уже открывала двери.
В темном проеме (на лестничной клетке уже лет пятнадцать царили тьма и тараканы) появился среднего роста крепыш в полевой форме. У него были низкий лоб, волосатые жилистые руки и маленькие злобные глазки, утопавшие, как у носорога, под надбровными дугами. На плече вояки зловеще висел автомат с похожим на бочонок пулеметным магазином. За широкими плечами топорщился огромный рюкзак защитного цвета. Муж был грязен и очень раздражен. Когда его носорожий взгляд упал на троих замерших в ужасе молодых людей, темные глазки танкиста сверкнули такой яростью, что ловелас Антилопа поперхнулся сигаретным дымом. Олег, натянуто улыбаясь, застучал ему по спине. Судя по магазину, в «Калашникове» хватило бы боезапаса не только на присутствовавших, но и на всех, пока, к сожалению, многочисленных, разрушителей крепких советских семей. Взявшая себя в руки Катюша вдруг защебетала, повиснув на шее пахнувшего козлом супруга:
— Витенька! Хорошо-то как! А ко мне племянник приехал! Переводчик! Помнишь, я о нем говорила?
Носорогу-Витеньке, сдержавшему первый порыв бешенства, теперь уже не оставалось ничего иного, как поверить любимой жене, вспомнить рассказы о родственнике и поприветствовать гостей с фальшивой теплотой не мывшегося трое суток человека:
