Я часто вспоминаю этих людей — Тату, Браггу или Джорджи, ставших со временем и моими друзьями, людей, за которых, я знаю, Боб стоял бы стеной, как и они стояли стеной за Боба. Тата числится соавтором песни «No Woman No Cry» — Боб это сделал, чтобы оказать почтение близкому другу, можно сказать, второму своему духовному отцу после Коксона. Иногда Тата приходил повидать нас и потом шел домой с Бобом, и я чувствовала облегчение, что они вдвоем, что Бобу не приходится в одиночку идти по опасным улицам Тренчтауна в ночной час.
Что касается Джорджи, который в той же самой песне «разжигает огонь», то он все еще жив-здоров, и мы по-прежнему дружим. У меня остались яркие воспоминания о тех временах, когда Джорджи действительно разжигал огонь, и сущая правда, что тот огонь «горел всю ночь». Боб писал о реальных вещах, о своих подлинных чувствах. Они играли на гитарах, и все мы пели или ели кукурузную кашу и делились своими припасами. И все остальное в той песне тоже оказалось правдой. Боб был таким настоящим, таким честным с собой, что мне хочется особенно это подчеркнуть. Как говаривала тетушка: «Не рассказывай мне сказок», — под этим она подразумевала ложь. Так вот, это не «сказки», это моя жизнь.
Однажды в праздничный день лучшие артисты «Studio One» — «The Wailers», «The Soulettes», Делрой Уилсон, «The Paragons» — выступали на танцах на пляже Борнмут-бич в Рокфорте. Был прекрасный день, с пухлыми облаками в голубом небе — лучшая ямайская погода. Рев океана и яркое солнце приносили покой и расслабленное настроение. Перед тем как выступать, мы с Бобом выскользнули из толпы, нашли укромное местечко и начали петь. Тогда у него уже была своя собственная гитара, и он всегда носил ее с собой и постоянно рвался попробовать то одну, то другую идею — была бы его воля, он занимался бы музыкой двадцать четыре часа в сутки. В тот день он сказал:
— Давай порепетируем немножко, потому что сегодня мы должны показать класс. Здесь много молодежи, и это, может быть, их первая встреча с буйными людьми из танцзалов, нельзя ударить в грязь лицом.
Это был серьезный Боб, которым я восхищалась. Благодаря его отношению мне хотелось постараться — он доверял моим музыкальным инстинктам и позволял мне отвечать за гармонию, но в то же время требовал совершенства. Так мы репетировали в уединении, и вдруг — ах! — неожиданно нас охватили чувства, мы смотрели друг другу в глаза и пели и наконец приникли к губам друг друга, продолжая петь, как будто хотели поделиться кислородом, как во время искусственного дыхания! Я подумала: «Это любовь?» Песня с таким названием еще не была написана! Это любовь? И вот мы целуемся, и смеемся, и не можем оторваться друг от друга, и я понимаю: «Это магия! Настоящая магия, я влюблена в этого парня, нет, я люблю его! Мы любим друг друга!»
