Как ни хотелось ему принять предлагаемое Дианой лекарство, забыться в блаженстве ее близости и не думать ни о чем, кроме физического наслаждения, разум его противился этому. Дело не только в том, что он хотел дождаться их бракосочетания. Одной мысли о том, что они впервые скрепят свои брачные узы в гнетущей атмосфере этого дома, хватило, чтобы возбуждение тут же прошло. Нет, будет гораздо лучше, если сейчас Диана немного помучается, чем им обоим потом страдать всю жизнь от тягостных воспоминаний.
Он судорожно вздохнул и спросил:
— Диана, вы ведь по-прежнему понятия не имеете, что происходит под крышей этого дома?
Она бросила на него озадаченный взгляд:
— Вы кое-что рассказывали, и теперь я сама убедилась в том, что атмосфера здесь… не самая приятная.
Гейбриел мрачно, невесело усмехнулся:
— Если бы дело было только в атмосфере!
— Так объяснитесь, Гейбриел! — попросила Диана. — Позвольте мне разделить ваши чувства.
— И вы снова попытаетесь все наладить? Как налаживали многое в собственной семье после того, как ваша мать поступила с вами намеренно жестоко и бросила вас?
Она сжалась и отпрянула от него:
— Сейчас намеренно жестоко поступаете вы.
— Извините, Диана. И сам дом, и особенно люди, которые в нем живут, невольно пробуждают во мне жестокость. — Гейбриел взволнованно провел рукой по густым волосам.
Услышав боль в его голосе, Диана сразу же смягчилась:
— Я понимаю…
— Ничего вы не понимаете! — Внезапно он презрительно рассмеялся. — Мы не пробыли здесь и часа, а мне кажется, будто я задыхаюсь!
— Тогда доверьтесь мне и облегчите свои страдания. — Она снова положила руку на его судорожно напрягшееся плечо и умоляюще заглянула ему в глаза.
— Вы считаете, что это поможет?
— Во всяком случае, от вашей откровенности хуже не будет.
— Вы ошибаетесь, Диана. Очень ошибаетесь. — Гейбриел покачал головой. Он и сам понимал: раз им придется провести здесь хотя бы одну ночь, нечестно оставлять ее в неведении. Известная особа поспешит просветить Диану и изложит ей свою версию прошлых событий. — Что ж, отлично! — Он вдруг успокоился. — Но помните, вы сами захотели все узнать, пожелали разделить со мной мою боль.
Диана не могла не заметить, как сжались его губы, как его глаза снова стали похожи на два черных камешка, тусклые и непроницаемые. Понимая, что сейчас он снял маску своей всегдашней холодной надменности, она подумала: пожалуй, не стоит обижаться на него из-за жестоких слов о ее матери. Ему сейчас очень плохо, и он ранил ее защищаясь.
