Несмотря на толчею, Жак нашел девушек, успевших занять места. Его все еще преследовал их давешний образ многорукого индусского божка. Приходилось делать над собой усилие, чтобы разъединить их.
-- Озяб? -- сказала Жермена. -- Держи стакан.
Жак счастлив был ухватиться губами за соломинку, через которую пила Жермена; вдруг столик содрогнулся от мощного толчка в ограждение площадки. Две красные руки ухватились за плюшевый барьер. Жак поднял глаза. Это был Стопвэл.
Добрый день, Жак! Извините. Я тут катался. Увидел вас. Как снег на голову, да? Я не знал, что вы сюда захаживаете.
Но, -- Жак силился перекричать орган, из-за которого трудно было расслышать друг друга, -- как же я вас-то ни разу не видел, если вы здесь бываете?
Я катаюсь в другом месте. Сегодня я тут по делу.
Он скрылся из виду.
Кто это? -- спросила Жермена.
Англичанин, тот самый злодей из "Вокруг света".
Пригласите его, -- сказала Луиза, -- а то он один;
вы даже не предложили ему посидеть с нами.
Так вот и собираются тучи, холодеет воздух, пригибаются растения, и перламутровый отблеск приструнивает воду.
Жак сходил за Стопвэлом, и Стопвэл пришел и сел между Жерменой и Луизой.
Как говорит Верлен у Люсьена Летинуа: "Он был чудесным конькобежцем". Его наряд составляли "никербокеры" -- английские бриджи прелестного покроя, свободно болтающиеся на ляжках и застегивающиеся у колена, шотландские гольфы, рубашка с отложным воротником и полосатый галстук его клуба. Его фация, его непринужденность поразили Жака.
Он привык видеть его в пансионе Берлина, а сейчас, как живописное полотно, которое не производит особого впечатления без рамы, без надлежащего освещения, и обретает силу лишь окантованное, висящее на стене под ярким светом, -- так Стопвэл на скейтинге предстал в новом измерении.
Жермена завела речь о мужской элегантности. Уязвленный Жак заявил, что все англичане элегантны по установленному образцу и что французская элегантность выше хотя бы в силу своей исключительности. Он привел в пример экстравагантные наряды некоторых членов Жокей-клуба, очаровательная странность которых делала каждый единственным в своем роде. Ему хотелось донести до собеседников изысканность покойного герцога Монморанси, когда он в изношенном, запятнанном костюме садился за столик, не снимая шапокляка.
Он бьет мимо цели. Надвигающаяся беда лишает человека всякой сноровки.
Стопвэл соглашается с ним. Стопвэл поддерживает беседу. Не скрывает своих ошибок во французском. Впервые
