Он продолжал в том же духе некоторое время, повторяя наставления, которые звучали как обещания. Вы трансформируете этот мир… это на плечи вашего поколения ляжет ответственность… будущее в ваших руках… вы доживете до новых времен… при вас мир станет лучше, и вы будете знать, что это ваши усилия сделали его таким… как здорово быть молодым именно сейчас, когда все в руках подрастающего поколения…
Юные лица, юные глаза сияли, восхищались оратором и тем, что он говорил. Джонни был в своей стихии, купался в обожании. Он стоял как Ленин: одна рука указывает вперед, в будущее, а другая прижата к сердцу.
— Товарищ Фидель — великий человек, — заключил он тихим, почтительным голосом, сурово оглядывая всех. — Фидель поистине великий человек. Он всем нам показал путь в будущее.
Только одно молодое лицо выражало не то, что следовало: Джеймс, обожающий Джонни так, что тот и сам не мог бы желать большего, нуждался в дополнительных объяснениях.
— Но, товарищ Джонни… — пробормотал он и поднял руку как на уроке.
— А теперь всем спокойной ночи, — заявил Джонни, — мне пора на митинг. И товарищу Mo тоже.
Его строгий, но товарищеский кивок каким-то образом исключил Фрэнсис, которой достался только холодный взгляд. Джонни вышел, и товарищ Mo последовал за ним, успев только сказать на прощание хозяйке:
— Спасибо, товарищ. Вы спасли меня от голодной смерти. А теперь, оказывается, мне нужно идти на митинг.
Все молча слушали, как завелся и уехал «фольксваген» Джонни.
— Полагаю, с посудой вы справитесь и без меня, — сказала Фрэнсис. — Я пойду поработаю. Доброй ночи.
Она не спешила уходить из кухни — ей хотелось посмотреть, кто откликнется на это приглашение. Джеффри, конечно, он вообще милый мальчик; Джил, которая, несомненно, была влюблена в симпатягу Джеффри; Дэниел, тот тоже был влюблен в Джеффри, но не знал этого; Люси… В общем, практически все. Ну, а Роуз?
Роуз осталась сидеть. Чтобы ее использовали? Да ни за что!
Влияние Рождества, этого неподвластного нашим желаниям праздника, ощущалось уже вечером двенадцатого декабря, когда Фрэнсис, к своему удивлению, обнаружила, что она пьет за независимость Кении. Это Джеймс поднял бокал, полный красного вина, и провозгласил:
— За кенийцев, за Кению, за Свободу.
Как всегда, его приветливое, дружелюбное лицо под копной черных кудрей источало переполнявшие его чувства. Вокруг него — горящие глаза, ответные возгласы поддержки; это недавние речи Джонни все еще давали о себе знать.
