Сама Фрэнсис была послушной девочкой: ходила в школу, была пунктуальна, сдавала все экзамены и поступила бы в университет, если бы не вмешались война и Джонни. И ей было не понятно, в чем, собственно, проблема. Уроки ей не очень нравились, но она смотрела на них как на нечто необходимое. Ведь дальше ей придется как-то зарабатывать на жизнь, вот в чем смысл школьного образования. А нынешние дети почему-то совсем не думали об этом.
И Фрэнсис написала письмо, которое хотела бы послать, но, конечно, не пошлет:
«Дорогая миссис Джексон, не имею ни малейшего представления, что Вам посоветовать. Кажется, мы вырастили поколение, которое полагает, будто еда будет просто падать им в рот, зарабатывать ее не придется. Искренне сочувствую, тетя Вера».
Юлия готовилась уходить. Она собрала сумочку, перчатки, газету и, проходя мимо невестки, кивнула ей. Фрэнсис подскочила (слишком поздно), чтобы придвинуть ей стул, Юлия уже прошла. Если бы Фрэнсис сумела все сделать правильно, то та бы присела на минутку — присела бы, Фрэнсис заметила секундное колебание в ее глазах. И тогда она наконец-то могла бы попытаться сблизиться со своей свекровью.
Фрэнсис осталась сидеть, заказала еще кофе, потом суп. Эндрю говорил матери, что если удачно выбрать момент для заказа гуляша, то тебе может достаться самая гуща со дна котла. Ее гуляш, когда его принесли, был в лучшем случае из середины котла.
Фрэнсис не знала, какую тему выбрать для третьей статьи. Вторая была о марихуане, и с ней проблем не было. Статья получилась информативная и выдержанная, вот, в общем-то, и все, но в ответ пришло много писем.
До чего симпатичный народ здесь, в «Космо», все эти люди из разных европейских стран, ну и, конечно, британцы, те, которые прониклись к ним симпатией. Многие из них евреи. Но не все.
Юлия как-то заметила в присутствии «детворы», когда один из них спросил у нее, была ли она беженкой:
— Увы, мне не повезло! Я родом из Германии, но при этом не еврейка.
Шок и возмущение. Фашистская сущность Юлии получила окончательное подтверждение (хотя, надо сказать, они все употребляли слово «фашист» так же легко, как говорили «трахаться» или «дерьмо», но вряд ли понимали под этим что-то большее, чем общее неодобрительное отношение к кому-то).
Софи ныла, что от Юлии — от всех немцев — у нее просто мурашки по коже.
Юлия в свою очередь так отозвалась о Софи:
— Она красива, как красивы все еврейские девушки, но с годами она превратится в такую же старую каргу, как и все мы.
