В семь тридцать вечера Авенида Сентраль, казалось, была столь же оживлена, как и в начале дня. Там, где кварталы скромных построек уступали место деловой части города, огни стали ярче, тротуары - многолюднее, и вереница автобусов - некоторые явно были импортными и современными, тогда как другие с самодельными кузовами, разрисованными яркими картинками казалась бесконечной. Будка регулировщика уличного движения на перекрестке напомнила Расселу такие же, которые он видел в Бостоне ребенком. На углу стоял серый полицейский автомобиль с торчащей антенной, позади него из качающихся дверей ресторана доносились звуки музыки. Возле бровки тротуара в ряд стояли такси и водители с орлиными профилями довольно мирно спорили друг с другом относительно возможного барыша. Такси Рассела остановилось вплотную к ним перед скромной неоновой вывеской "Перешеек".
Дверь под вывеской была распахнута и Рассел прошел через слабо освещенное фойе в длинный узкий зал с приглушенным, но вполне достаточным освещением, стены которого были отделаны лакированным бамбуком. Слева располагался ряд кабинок с круглыми столиками и диванами. В дальнем углу мягко играло под рояль струнное трио. Сбоку от двустворчатых дверей в служебные помещения лестница с железными перилами вела на маленький балкончик к узкой двери. Справа находился полукруглый бар, за которым на одном из табуретов сидел Макс Дарроу, а перед ним стоял стакан с выпивкой.
Почти сразу углядев Рассела, он поднялся навстречу, протягивая руку.
- Привет, парень! - сказал он, скаля зубы в улыбке.
- Привет, Макс.
Они постояли, разглядывая друг друга, оба крепкие, хорошо сложенные мужчины. Дарроу был на четыре или пять лет старше и на два дюйма ниже, чем Рассел, но отнюдь не коротышка, с волосами песочного цвета, лицо его было загорелым, с твердым взглядом холодных серых глаз, в глубине которых проступало странное беспокойство, даже когда он улыбался.
Рассел видел Дарроу последний раз в 1948 году, когда тот поступал в юридический колледж и несколько дней жил в его квартире. Если не считать загара и нескольких новых морщинок в уголках глаз, он не обнаружил больших изменений, о чем и сказал.
- Я могу сказать про тебя то же самое, - сказал Дарроу. - Если не считать того, что ты стал выглядеть несколько мягче.
- Вот что делает с нами кабинетная работа.
- Ну, ты можешь с этим справиться... Садись, Джим. Что будешь пить?
- Если твой бармен сумеет хорошо приготовить, то "мартини".
