Ленинградские тетради Алексея Дубравина | страница 82



Зал снова засмеялся. Виктор, записав вопрос, толкнул меня в бок: «Как думаешь? Я думаю, правильно». — «Конечно», — ответил я приятелю, не собираясь размышлять по существу вопроса. Передо мной только мелькнул на мгновение образ задиристого гимназиста («Неприятный тип, холодный и склизкий, как соленый гриб»), и я бессознательно поддержал Приклонского.

— Вопрос будет в президиум.

— Пожалуйста, Трофимов, — я взял карандаш.

— Социализм, как известно, уничтожает мораль рабов и господ и провозглашает равенство трудящихся. А как будут жить при коммунизме? Описал ли кто-нибудь моральные законы коммунистического общества?

Зал загудел от удивления. Только Трофимов и мог придумать такой невероятный прыжок из третьей пятилетки в готовый коммунизм. Но кто ему ответит на этот вопрос? Я, например, не берусь.

Руку подняла Катюша, горячо спросила:

— Вероника Семеновна, почему современные поэты не пишут стихи о любви? Пушкин писал, Лермонтов писал… Что же для нас никто написать не хочет?

— Пишут и для нас, — крикнул ей осмелевший Пашка. — «Стали, побольше бы стали. Меди, железа вдвойне!»

Пашкины слова потонули в хохоте. Сконфуженная Катя показала Пашке энергично сжатый кулачок.

— Правильно говорит Ильинская, — зашумел в углу Петька Родионов, отличник девятого класса. — Последний поэт, писавший о любви, был Александр Александрович Блок.

В зале стало шумно и жарко. Я попросил успокоиться и соблюдать порядок, не то мы безбожно затянем собрание, не успев разобраться во всех его вопросах.

В наступившей тишине Катя бросила мне в руки легкий бумажный шарик. По ее примеру в президиум стали подавать записки другие. Мои обязанности неожиданно усложнились: надо было руководить прениями, следить за регламентом, разбирать записки и в то же самое время слушать говоривших: интересно ведь, что говорят.

Предоставил слово Родионову, сам сел читать записки. Петька говорил о каких-то недоразумениях в отношениях между парнями и девушками. «В этом виноваты и девушки и ребята. Больше, думаю, все-таки ребята…» Катя в записке спрашивала: «Правда ли, что Павел Трофимов не признает никакой любви и музыки? Или он ломается?» — «Ломается!» — кивнул я Катюше, а про себя подумал: кто же все-таки должен отвечать на такие вот записки — докладчики, председатель или те, о ком в них спрашивают?

Отложил записку в сторону, развернул, другую. Петька между тем продолжал:

— Я предлагаю… Тем комсомольцам и комсомолкам, которые не хотят установить между собой товарищеские отношения, предлагаю объявить общественное порицание.