Две или три стрелы запоздало просвистели над головой. Тем дело и ограничилось. Погони не было. Видимо, газовая атака произвела должное впечатление. Боятся, — «тартары»! То-то же! Знай наших! С ОМОНом вязываться — это вам не девок из телег таскать.
Бурцев правил к роще. Потом долго мчался вдоль нee, не решаясь на такой скорости свернуть в редкоколесье. К чему раньше времени гробить транспортное средство о колоды и пни, если преследователей все равно не видать? Лучше максимально увеличить отрыв, пока есть такая возможность.
Он не заметил, как это произошло. Просто стена геревьев вдруг выросла не только слева, но и справа. И вроде бы сзади. И кажется, впереди тоже. Въехали в лес как-то сразу, как-то вдруг.
Стало заметно темнее. И подтаявшего снега, прятавшегося в густой тени от весеннего солнца, здесь шло побольше. Лошади мчали по малоприметной тесной колее, проложенной, судя по всему, обозами беженцев. С колес слетели последние комья полевой грязи. На подстилке из опавшей хвои и сопревшей врошлогодней листвы было чище. Но и опаснее торже: коварный лесной ковер мог таить под собой маску неприятных сюрпризов. Однако скорость лучше не сбавлять — пусть лошади скачут, пока скачется.
Дважды или трижды упряжка благополучно пронееслась мимо развилок. Даже когда наезженная колея вдруг сменилась позабытой людьми и богом просекой, провидение еще оберегало повозку от неминуемого рассыпания на части. Но и просека становилась все уже и уже, превращаясь в стежку, для которой четыре колеса — слишком большая роскошь.
Колесо с оси все-таки сорвалось.
Хищный отросток коряги, присыпанной снегом, зацепил-таки правое переднее. Треск, скрежет… Дальше колесо продолжило свой путь самостоятельно.
— Тпру-у-у! Стоять!
Куда там! Кричать уже не имело смысла.
Повозка пошла юзом, едва не перевернулась. Разбитая и покореженная, она остановилась, лишь сбросив с себя мучителя-возницу. У-у-ух! Кочковатая земля и несвежий снег вдруг поднялись на дыбы, встретив падающего Бурцева смачным плоским ударом.
Взмыленные лошади хрипели. Бока тяжело вздымались. Пена падала на снег хлопьями, оставляя в грязно-белом покрывале еще более грязные проплешины. А тишина предвечернего леса после грохота и безумства скачки оглушила сильнее, чем само падение.
Он приземлился удачно. Относительно удачно — настолько, насколько это вообще возможно в увесистом бронежилете. Но все-таки снег смягчил удар. Повезло!
А вот о хозяйке повозки вряд ли можно сказать то же самое. Всю дорогу девица вела себя шумно, а теперь из нутра «кареты» не доносилось ни звука.
