Я нахожу странным, что люди, чувствующие себя способными раскалывать Божие Царство, не находят в себе сил пойти еще куда-нибудь, в другие земли, чтобы основать там царство совершенно новое. Нет, им нужно непременно украсть его у другого! Я не помню исключений. При этом им всегда нужны, по крайней мере, несколько заранее подготовленных сторонников. Начало, в одиночку и голыми руками, всегда пугает таких людей. Это также красноречиво свидетельствует о том, насколько не уверены они в том, что Бог с ними. Каждое их самоуверенное слово об этом, если его правильно понять, говорит об обратном.
Существует много земель, никому не принадлежащих и не разграбленных. Есть много людей в других местах, ожидающих настоящего царя, настоящего мужа Божиего… Кажется, я повторяюсь. Это со мной частенько случается… Почему бы этим несостоявшимся царям и пророкам просто не уйти тихо, в одиночку, и не найти другой народ, в другом месте, и там построить царство, которое им грезится?
Люди, возглавляющие бунты в духовном мире, — недостойные люди. Исключений нет… А теперь я должен идти. Я должен присоединиться к проходящему шествию.
— Скажи, мудрец, как твое имя?
— Мое имя? Имя мне — История.
Не надейтесь на князей, на сына человеческого
Давид стоял один на балконе дворца и глядел в задумчивости на огни Святого города, мерцающие там, внизу, под садовой террасой. Сзади подошел человек. Давид вздохнул и, не оборачиваясь, заговорил:
— Да, Иоав, что такое?
— Ты знаешь?
— Я знаю, — ответил он спокойно.
— С каких пор ты это знаешь? — спросил Иоав взволнованно и с удивлением.
— Несколько месяцев, лет… десятилетие. Возможно, я знал все тридцать лет.
После такого ответа Иоав не был уверен, говорят ли они об одном и том же. Авессалому ведь было немногим более тридцати.
— Господин, я говорю об Авессаломе, — произнес он, немного колеблясь.
— Я тоже, — вновь тихо ответил царь.
— Если ты знал так долго, почему ты не остановил его?
— Только что я задавал себе этот же самый вопрос.
— Хочешь, я остановлю его за тебя?
Давид быстро обернулся — и надежды Иоава мгновенно рассеялись.
— Нет! Ты не скажешь ему ни слова. И ты не будешь осуждать его. И не позволишь никому другому делать это. И, конечно, ты его не будешь останавливать!
— Но разве он тогда не захватит царство?
Давид снова вздохнул. В этом вздохе были и боль, и что-то еще, не ведомое Иоаву. На лице царя на мгновение отразилась едва заметная борьба. Затем, слегка улыбнувшись, он сказал:
