Джордж Харрисон | страница 65



Питу не нужно было особенно стараться, как Полу и Джону, которые полностью выкладывались на сцене. Джордж, чрезвычайно разговорчивый перед выступлением, выходя на первый план со своей «Sheik Of Araby», не произносил ни слова и даже не улыбался. Он обычно объяснял это тем, что является соло–гитаристом. Если другие, отвлекаясь на шутки и всевозможные выходки, неизбежно допускали ошибки, которые никто не замечал, Джордж не мог позволить себе ничего подобного, поскольку его ошибки были заметны всем. Однако представление о том, будто Джон цементировал пассажи Джорджа хлесткими ударами по струнам, зажимая простейшие аккорды, в корне неверно. В наши дни партии соло- и ритм–гитары зачастую сливаются в единое целое, возникающее в результате сыгранности гитаристов. Леннон говорил: «Мне было скучно все время играть ритм, и поэтому я любил иной раз исполнить соло, хотя никогда не играл то, что у Джорджа могло бы получиться лучше».

Сочетание виртуозности Харрисона с грубой техникой Леннона порождало звучание необыкновенного изящества, которое отмечали даже более искусные и опытные гитаристы, такие, как Колин Мэнли и Майк Харт из Roadrunners, способные услышать любые технические огрехи. «Джордж считался хорошим гитаристом, — говорил Билл Харри, — но его нельзя было сравнить с Адрианом Барбером и, позже, с Брайаном Гриффитсом (оба из Big Three). Музыканты такого уровня ценились очень высоко».

Большинство из них, помимо музыкального мастерства, обладали обаянием. Джордж не всегда выглядел мрачным, но он не был прирожденным шоуменом. Его главным сценическим жестом, который больше всего имитировали, стала так называемая «ливерпульская нога» — ритмичное подергивание вышеуказанной конечностью, словно она пяткой вдавливает в пол окурок. «Казалось, что Джордж останется позади, — вспоминал Джон Макнэлли, — но он выработал свой собственный стиль — немного робкий, и девушкам этот стиль очень нравился».

Принадлежность к Beatles открывала более легкий доступ к женской плоти по сравнению с большинством парней, которые платили деньги за то, чтобы потолкаться в полумраке перед огнями рампы. Существовало нечто вроде «права первой ночи»: девицы в мини–юбках с бледной помадой на губах окружали сцену, жевали, курили и строили музыкантам глазки. В эпоху, предшествовавшую появлению противозачаточных средств, добрачный секс был гораздо более серьезным шагом, нежели в 60–х, когда на Beatles и другие знаменитые группы обрушился шквал исков по поводу отцовства. На Ди Гроссе Фрайхайт нравы были гораздо свободнее, чем в Ливерпуле. Уступая зову природы, свободомыслящие фрейлейн просто фиксировали взглядом понравившегося музыканта на сцене и принимались сгибать и разгибать предплечье, становившееся фаллическим символом. Мог ли тот не понять смысл подобного послания?