— Том Фаггус — добрый человек, — промолвил судья Джеффриз, и на его широком квадратном лице появилась улыбка, говорившая о том, что судья уже встречался с моим родственником. — Мастер Фаггус ошибается в вопросах о праве собственности, — продолжил судья, — но в целом он человек исключительно прямодушный: предоставляет счет адвокатских расходов, причем оплаченный, из чего видно, что он не собирается играть с законом в кошки-мышки. Тем не менее, мы обязаны взыскать с него судебные издержки как со стороны, проигравшей дело, поступая с ним, как с любым другим просителем в аналогичной ситуации.
— Да-да, конечно, сэр, — поспешил согласиться я, ничего, по правде сказать, не понимая в этой тарабарщине.
— Боюсь, они его там вздернут,— неожиданно сказал лорд главный судья, понизив голос и перейдя на нормальный язык, — так и передай ему от меня. Я-то его пальцем не трону, но меня на все не хватает, а за всеми горе-законниками не уследишь. Том, я знаю, был человеком щедрым, и не раз задавал отличные обеды, но кое-кто из наших судей забыл старую хлеб-соль. Скажи ему, пусть изменит имя, или пойдет в священники, или выкинет еще какую-нибудь штуку в этом роде, чтобы и впрямь не загреметь на виселицу. Думаю, стать священником — лучший вариант, потому что, я знаю, Том Фаггус — отличный лицедей, а церковную десятину можно собирать, не вылезая из седла. Спрошу тебя еще кое-что, и будем считать, что в настоящее время ты мне больше не нужен.
Сердце мое радостно забилось: Господи, неужели я, наконец, избавлюсь от проклятого Лондона!
— Не ведутся ли в вашей части графства какие-либо подстрекательские или бунтарские речи против его величества?— спросил судья Джеффриз.
— Что вы, милорд, ни единого словечка! Мы молимся за него в церкви, мы славим его под нашими мирными крышами, надеясь, что Господь услышит нас и пошлет ему здоровья. Только в такой связи мы и говорим о короле, и ни о чем другом речи нет: много ли мы, простые люди, знаем о его величестве?
— Ну вот и хорошо; так оно и должно быть. А вообще, чем меньше судишь да рядишь о высоких материях, тем лучше. Но мне известно, что в Тонтоне, и ближе к вам, в Далвертоне, и, совсем рядом с вами, в Эксмуре, происходят такие дела, что верховной власти давно пора вмешаться и навести там порядок. Однако, я вижу, ты об этом ничего не знаешь. Что тебе сказать, Джон? Ты мне понравился: никто еще не был со мной столь откровенен и чистосердечен, как ты, никто не говорил правды, не пряча глаза от страха, и вот что я тебе скажу: если ты, не дай Бог, влезешь в какие-нибудь темные дела, даже я не смогу вытащить тебя из петли. Держись подальше от Дунов, подальше от де Уичхолса, подальше от всякого такого, что вне твоего разумения. Я, признаться, хотел сделать тебя своим доверенным лицом, своим орудием, но теперь вижу, что для этого ты слишком прям и простодушен. В ваши края я пошлю человека более искушенного в жизни, Но если я когда-нибудь обнаружу, что ты стал чужим орудием и действуешь с противной стороны, тебе несдобровать. И еще запомни: о нашем разговоре ты не должен рассказывать никому.
