Доступная только совсем взрослым ребятам, вредная, далекая и такая манящая.
Бабушка как-то пообещала, что сделает фанту сама. Долго отскабливала старым ножиком, у которого осталось только пол-лезвия от частых заточек и стала совсем блестящей ручка, кожуру с апельсинов, варила, процеживала и наливала в большой графин с насечками. Гордилась. Но это было, конечно, все не то — не фанта, а какой-то компот апельсиновый.
Мы запрокидывали бутыль — девочкам Костян помогал, поддерживая дно, — шибало цитрусовой волной, иголочками покалывало в носу, холодным и бурлящим опаляло горло. Фантой невозможно было напиться — бутылка ходила по кругу, и рыжая вода казалась бесконечной.
Когда напились и отдышались, пришлось спускаться вниз — мне было боязно вспомнить крутую лестницу.
— Готова? — глаза Костяна вдруг стали серьезными и бездонными, совсем такими, каким представляешь себе открытый космос. Он протянул руку — опереться — совсем неожиданно и просто, будто не предлагал прикоснуться к загорелой коже.
Легко провел по непрочным ступенькам — быстро, почти по-балетному, — отпустил мою руку, оставив теплый отпечаток своей на ладони.
— Он сильный и ловкий, — неожиданно твердо сказала сестра-Ася после того, как мы вернулись на свою улицу — твердость ей вообще не шла, казалось, что она упрямится, — и все будет для меня делать. Поэтому я на нем поженюсь обязательно.
В ночи, когда скаты крыши, нависшие над постелью, уплывали в упругую и вязкую тьму, а сестра-Ася давно мерно сопела на кровати у другой стенки, мысли про прикосновение смуглой руки и насмешливые глаза превращались в большой теплый шар. Он войлочным облаком окутывал голову — и было будто в детстве в ворохе теплых одеял.
В такую жару только и хочется, что — купаться.
— Едем на Торбеево! — заорал Пашка прямо от дверей, еще до завтрака влетев к нам в дом. Так рано Пашка никогда не вставал — его могло вытащить из постели только чудо. Торбеево озеро и было чудом, которое случалось всего раз за лето.
В саду на седой от росы траве еще лежали длинные тени яблонь, холодные, словно ледяной горный ручей. Мы торопливо кидали в сумку купальники и полотенца. «Купальные шапочки возьмите», — кричала вслед мама, а мы отмахивались. Мы ж не маленькие, в самом деле.
Быстро, чтоб дядя Миша, Пашкин отец, не передумал, набились в старенький «жигуль», устроились на ребристом сиденье, тесно прижавшись друг к другу боками — счастливые донельзя. Пашка генералом ехал на переднем сиденье.
