Да, бои тридцатых годов не отличались особой романтикой общения. Видите ли, солдаты не могли разговаривать напрямую, и даже через радиоэфир им не позволялось обмениваться репликами. Только команды компьютера, и чаще в режиме векторов-стрелок, чем в словесном доведении. А вообще-то ведь и раньше было не лучше. Вся романтика окопных бесед пришла из литературы. Некие особо грамотные господа, коим не посчастливилось — а может, и посчастливилось, с учетом будущей славы — попасть в грязищу окопов Первой мировой войны, поднабрались ума в бессонных ночах неутомимой борьбы со вшами, затем ретроспективным взглядом из кабинетной мягкости приукрасили всю эту грязь витиевато-философскими диалогами, и вот шагнул со страниц в мозги, затем в фильмовую лексику и снова в мозги пафосный образ обдуманно героических атак. Те, кто писал, спутали в клубок жуть молчаливых рассуждений о смысле жизни во время огневого налета, бестолковость бдений на часах, когда в глаза хоть спички вставляй и мысленно развлекаешься, составляя подробное письмо родственникам, и, наконец, стремительность самого боя, в котором стреляешь в божий свет как в копеечку, а спросонья представляется, что убил целую роту и отразил железный напор дивизии. Когда это все шагнуло с экрана, с красивыми актерами и без сопровождения запахов, то все стало вроде бы совсем уже правдой. Так что, в общем, если кому и показалось, что бой приобрел чрезмерно механическое звучание, догадка та была явным налетом той самой, оторванной от жизни романтики. Война всегда являлась голым рационализмом в действии. Сторона, которая не придерживалась данной доктрины, оставляла после себя только мемуары о неиспользованных возможностях.
Итак, все вершилось одновременно, и никто не жаловался на судьбу вслух. Два «голубя мира» парили над местом боев по отдельности. Сейчас было не до создания голографических построений объекта атаки, требовалось выявлять снайперов и камеры слежения. Кое-что из подобного и правда удалось выявить. Оба солдата, затаившиеся за корпусом буксира, получили задачу на уничтожение. Поскольку морские пехотинцы с пулеметом находились гораздо выше их позиции, потребовалось использовать специальные микрогранаты, выстреливаемые из винтовки и разрывающиеся на определенной дистанции. Четыре таких устройства, подорванные в течение десятой доли секунды примерно над одним и тем же местом, сделали из не слишком рьяно дежурящего пулеметного расчета две нашпигованные мясные туши.
