А завтра они снова заполнят площадь, вновь оживет толкучка, и что — ежедневно разгонять? Не гоже такое, и Богдан повелел своим подручным:
— Пугните как следует!
— Один момент, — весело пообещал разбитной опричник, гораздый на всякие выдумки.
Спешившись, он направил свои стопы в самую гущу толкучки, и о — чудо, лотошники ноги в руки и в разные стороны. Всего ничего минуло времени — площадь опустела.
— Что ты им сказал? — поинтересовался Бельский.
— Пугнул, как ты велел, — с невинной улыбкой ответил опричник. — Ласково пугнул.
Лишь через несколько дней Богдан узнал о тех ласковых словах, которые словно ветром сдули мелкий торговой люд с площади: предупреждение, что здесь Иван Грозный станет казнить непослушных москвичей. Тех, кто простых просьб не понимает, того — на дыбу. Не повиновался холопам царевым — на виселицу или на кол. Юродство опричника настолько было принято за истину, что на площади не появлялось ни единого зеваки поглядеть на работу плотников, посудачить о их мастерстве, но особенно об ошибках, главное же выяснить, какие предполагаются казни. Вот и сооружалось все без помех, без пригляду так называемых знатоков, считавших себя вправе судить обо всем на свете, совать во все носы.
Через несколько дней стояли рядком виселицы, не только с петлями, а и с крюками для подвешивания трупа, как на бойнях для их разделки. Чуть в сторонке от них — огромный казан на треноге, возле которого тоже виселица, но с большущей петлей, словно собирались здесь вешать за подмышки. За ней — пара воротов для колесования, а дальше — узкие помосты с приставленными пятью плахами для четвертования. Ошуюю и одесную всех этих сооружений торчали довольно высокие колы, очень тщательно заточенные. Тонкие подспинные штыри свежей ковки зловеще поблескивали на солнце. Теперь всему этому бесчеловечному творению стоять под неусыпной охраной опричников до тех пор, пока не приконвоируют изменников из Александровской слободы и не арестуют всех тех москвичей, каких оговорили не выдержавшие пыток.
Только через неделю въехал обоз с новгородскими узниками в Кремль, чтобы и дальше подвергаться мучениям в пыточных до дня казни.
И вот, наконец, наступило утро казни. Страшной, какой Москва не видывала отродясь.
Увы, площадь пуста. Ласковое слово шутника-опричника так напугало обывателей, что они заперлись в своих домах. Над Бельским нависла угроза царском опалы, ибо желание Грозного о множестве народа на площади не исполнилось. Хорошо, что пришел на площадь Малюта: сам лично с несколькими глашатаями проехал по Китай-городу, призывая спешить на площадь, чтобы не сердить царя Ивана Васильевича, пожелавшего прилюдно казнить изменников державы своей.
